Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле. Вадим Волобуев

года епископат Польши тоже произнес громкие слова Горация. На этот раз – обращаясь к немецким братьям по вере. И теперь уже это послание достигло слуха не только христианских иерархов, но и простых людей.

      А начиналось все с церковной программы Великой Новенны, запущенной Вышиньским в 1956 году. Программа была рассчитана на десять лет и увенчивалась грандиозными мероприятиями в честь тысячелетия крещения Польши. Символическим стартом Великой Новенны явилось то самое паломничество к Черной Мадонне 26 августа 1956 года, когда местоблюститель архиепископского престола Михал Клепач зачитывал текст обета Деве Марии, написанный Вышиньским в изоляции.

      Примас полагал, что именно в Польше решается судьба коммунизма: «Если Польша охристианится, превратится в большую моральную силу, коммунизм сам падет… Польша покажет всему миру, как управляться с коммунизмом, и весь мир будет ей за это благодарен». Программа Новенны превращалась таким образом в масштабное столкновение католичества с партией и вообще со всем социалистическим лагерем361.

      А тут еще подоспел собор – тоже переломный момент в истории церкви. Случайно ли так совпало – вселенский собор и тысячелетие крещения Польши? У Господа нет ничего случайного!

      Собор закрывался в начале декабря 1965 года, а на следующий год как раз выпадал пресловутый юбилей, в честь чего польские иерархи пригласили всех католических епископов поучаствовать в торжествах. Обычный жест вежливости. Но в случае с немцами этот жест превратился в элемент политики. Обращение к ним составил тот самый епископ Коминек, которого не хотели выпускать из страны польские власти, обвиняя в прогерманских настроениях.

      Немцы тоже шли на сближение. Хороший контакт установился у Вышиньского с мюнхенским архиепископом Юлиусом Депфнером, не устававшим повторять, что надо налаживать диалог. Именно Депфнер на пару с кельнским архиепископом Фрингсом сделал решающий шаг навстречу, когда в октябре 1963 года предложил полякам совместно выступить за канонизацию Максимилиана Кольбе – францисканского монаха, добровольно принявшего смерть в Аушвице ради спасения чужой жизни. Трудно было отыскать лучшую кандидатуру для символического примирения двух народов, чем этот полунемец-полуполяк, за которого уже давно ратовали францисканцы362.

      Главной проблемой во взаимоотношениях двух народов оставался вопрос западной польской границы. Коминеку предстояло решить неподъемную задачу: как составить обращение, чтобы не обидеть ни одну из сторон? Разумеется, польские иерархи осознавали всю щекотливость своего положения. Они могли бы отделаться формальным приглашением, умолчав о расхождениях. Однако примас решил иначе. Когда, если не теперь, залечивать вековые раны, соединяясь в общей молитве? Поступая так, он действовал наперекор традициям польской церкви, которая обычно ставила во главу угла интересы нации, а уж потом евангельские заповеди. Но и времена

361

Czaczkowska E. K. Op. cit. S. 286.

362

Żaryn J. Op. cit. S. 235; Raina P. Kardynał Wyszyński. Orędzie biskupów a reakcja władz. Warszawa, 2005. S. 9–10.