Андрей Миронов и Я. Роман-исповедь. Т. Н. Егорова

в его голосе, скорби, которая таилась где-то глубоко внутри.

      И вот конец сцены, моя реплика:

      – Скажи наконец, что ты хочешь?

      – Вот какая у меня мысль… У меня есть немного денег. Будем жить где-нибудь у ручья… Я сам буду рубить дрова. А потом когда-нибудь мы с тобой поженимся. И будет все как надо. Ты поедешь со мной? Ты поедешь?

      «Куда угодно, закрыв глаза, за тридевять земель», – молнией пронеслось в моем сознании, а Салли Хейс ответила:

      – Да как же можно, мы с тобой, в сущности, еще дети!

      Это по пьесе, а в жизни мы были в самом зените расцвета. Ему было 25, а мне 22 года.

      – Ты поедешь со мной? – умоляюще спросил Холден и уткнулся головой в мою грудь.

      …Через двадцать один год на этой же сцене за кулисами он будет умирать на моих руках, бормоча в бессознании: «Голова… голова…» И, в последний раз закинув голову, голову, в которой беспощадно рвался сосуд, увидит мое лицо и два глаза, в которых мольба о любви, о спасении его, меня, нас всех. Увидит, запечатлеет и возьмет меня с собой. А здесь, на земле, останется совсем другая «Танечка». Она покинет театр, построит дом, станет жить у ручья и рубить дрова. Все, как он просил.

      Ах, Сэлинджер, Сэлинджер, как вы врезались в нашу жизнь!

      Наше свидание в Централ-парке кончалось конфликтом.

      – И вообще, катись ты, знаешь куда… – чуть не плакал Холден.

      – Ни один мальчик за всю мою жизнь так со мной не обращался. Оставь меня! – отчеканила я.

      Конец сцены, мне надо уходить, а я стою, как в сказочном саду с Жар-птицей, осиянная волшебным ее светом. Очнулась от аплодисментов, как от пощечины. И так не хотелось покидать сцену и… Холдена. За кулисами артисты, реквизиторы, рабочие сцены поздравляли с первой ролью, с удачей, со «сногсшибательным» вводом в спектакль. Приближается финал. Холден на сцене кричит, как будто рыдает: «Я буду ждать тебя в парке у пруда, где плавают утки!» И еще больнее:

      Если кто-то звал кого-то

      Сквозь густую рожь,

      И кого-то обнял кто-то,

      Что с него возьмешь,

      И какая нам забота,

      Если у межи

      Целовался с кем-то кто-то

      Вечером во ржи.

      «Господи, это же мои любимые стихи, Бернс, – думаю я. – «Дженни вымокла до нитки…»

      Конец спектакля. Аплодисменты. Занавес. Улыбаясь, обращаюсь ко всем артистам: если кто хочет, заходите к нам в номер в гостиницу «Саулите». Отметим немножко. А что отметим, думаю я… Роль? Первую роль? Успех? Нет. Духовное потрясение, которое мы с ним сегодня испытали, таинственную и почему-то горькую близость и уже обреченную невозможность находиться друг без друга всю оставшуюся жизнь.

      Через двадцать пять лет в Нью-Йорке буду бродить по окраинам Централ-парка, искать пруд, где плавают утки, где мы так нечаянно влюбились друг в друга в минуты нашей первой встречи.

      Глава 2

      Большая Медведица

      В номере на четвертом этаже гостиницы «Саулите» толпились артисты. Гостиница была третьего разряда –