Затворница. Яна Перепечина

видимо, решил напомнить и возмущённо зарядил целую тираду:

      – Сладкого красавчика мы из тебя делали! Мечту всех девиц пубертатного возраста! А на хрена ты им сдашься, если женишься и детей заведёшь? И пацаны перестанут тебя слушать! Ты для них сразу взрослым дядей станешь. А взрослых дядей им и в других местах хватает. Им нужен кумир, которого они понимают! А как им понять отца семейства?! Он для них из той же возрастной категории, что последний вымерший трихоцератопс! Нам что теперь, афиши переделывать и на них вместо Тифа писать Трих?!

      Тимофей попытался перебить:

      – Лёвка, подожди!… Да хватит!.. Послушай хоть!..

      Но спокойного обычно приятеля несло:

      – Бли-и-ин! Не думал я, что ты настолько тупой! А у тебя мозгов, как у этого самого трихоцератопса! Хватает только на поиски еды и удовлетворение инстинкта размножения!

      От своего собственного крика Лев ещё больше завёлся и выпалил прямо Тифу в лицо:

      – И знаешь, что я тебе скажу? Пошёл ты!.. Ты без меня вымрешь, трихоцератопс! Как твои предки! И туда тебе и дорога!

      С этими словами Лев выскочил из квартиры, хлопнув дверью, поэтому кричать в ответ не было никакого смысла, однако обиженный Тиф всё же крикнул:

      – Это ты пошёл! Тоже мне, царь зверей! – и хотел было швырнуть чем-нибудь вслед, но передумал, вспомнив, что прислуги у него пока нет и убирать последствия несдержанности придётся самому.

      Глава 16

      Наши дни

      – Здравствуй, мон ами, пойдём погуляем, или занята очень? – седовласый импозантный Француз, которого Пелагея Васильевна помнила конопатым мальчишкой Федюнькой, по-хозяйски отворил калитку и зашёл во двор.

      – Да дела подождут, пойдём, пройдёмся, разомнём старые кости. – Пелагея подошла к умывальнику, ополоснула руки и вытерла их о полотенце.

      Галантный Француз подставил локоть, Пелагея подавила улыбку, но на руку своего старого приятеля оперлась: не хотела обижать. Не сговариваясь, пошли в сторону реки, а не по просеке к селу.

      С высокого берега открывался красивый вид. За излучиной, там, куда уходило на закате солнце, высился их старый, переживший сложные времена и выстоявший назло им храм. Было видно, как суетятся около него рабочие, устанавливая крепкие металлические леса и сколачивая верстаки для работы. Далеко разносились весёлые звуки молотков и пил. Пелагея смотрела, слушала и не могла отвести счастливого взгляда от этой суеты. Как долго она ждала…

      – Сбывается твоя мечта… Столько лет ждёшь, а дождалась-таки… – Француз правой рукой пожал её сморщенную ладонь, лежащую на сгибе его левого локтя.

      – Да, Феденька, сбывается… Мечты часто сбываются. Надо только уметь ждать и мечтать о чём-то добром и правильном.

      Француз помолчал, думая о чём-то, и наконец ответил:

      – Вот и я, видно, о правильном мечтал, раз и моя мечта сбылась.

      – Ты о чём это?

      Пелагея остановилась и посмотрела на старого приятеля долгим испытующим взглядом. В его глазах плясали смешинки, и она поняла:

      – Да неужто? Нашёл?

      – Нашёл. Вернее, телевизионщики нашли. Я в программу писал. Ну,