Часовщик. Зима. Ольга Амалфеева

густо накрашенные кофейные глазки, медленно взмахнула ресницами и улыбнулась:

      – Здравствуйте.

      – Добрый день, – от неожиданности и неузнавания у него что-то оборвалось в животе и замерло, закаменело. Он пытался навести фокус, сконцентрироваться, рассмотреть и, всматриваясь, несколько разочаровывался: он не находил в ней той женщины, для которой ремонтировал часы. Все эти два дня она представлялась ему более женственной, что ли.

      Маленькая. Пальто большевато, съезжает с плеч. Красные губы. Странный яркий шарф. Мелкие движения. Она не представляла опасности. Он расслабился, и по венам тут же заструилась странная смесь раздражения и желания, чтобы она что-то говорила. Много говорила. Ему хотелось растянуть время. Разглядеть ее поближе, не привлекая внимания. Как маленькую забавную юркую птичку, слишком живую для этого пространства, недолгое присутствие которой вызывало неподдельный интерес.

      – Простите, – она смотрела прямо и уверенно, открыто улыбалась четко накрашенными губами. – Спасибо большое. Это чудо, что вы оказались рядом. Это так неожиданно.

      Он тоже улыбнулся, откровенно и весело разглядывая ее.

      – А я дизайнер. Занимаюсь интерьерами. Часы – моя любовь и моя слабость. Но я совершенно не разбираюсь в механизмах. От вращающихся колес у меня теряется равновесие.

      Она легко тараторила, будто выстилая в воздухе невесомые цепочки радужных мыльных шариков, и смеялась. Замолкала, провожая глазами улетавшие стайки фраз, щурилась, крутила головой. Он сложил руки на груди и не спеша присматривался, стараясь увидеть детали этого переливающегося, ежесекундно меняющего цвет существа. Вокруг себя она точно ничего не видела. Просто лучилась и морщила нос от собственного теплого света, щекотавшего кожу.

      – Дизайнер? – он вскинул брови. – Ну, понятно. Да, похоже.

      Еще раз оглядел. Пальто странного прямого кроя, в пол. Шарф с геометрическим рисунком. Ботинки. И ноги. Длинные красивые ноги. Она опиралась на одну. В распахнутом пальто была видна точеная коленка в прозрачной мягкой синтетике. Он быстро и мгновенно оценил это взглядом. Расправил плечи.

      – Это интересно, – он посмотрел на задорные локоны – золотистые кудряшки, цеплявшиеся за воротник пальто, когда она наклоняла голову, и подскакивающие при каждом движении. Тонкие руки вертели ручку, привязанную к стойке шнурком.

      – Да, интересно, – она, смущенно и тепло глянув на него, улыбнулась.

      Он вытащил коробочку с часами из стола, принес к стойке, открыв, поставил перед ней:

      – Вот ваше сокровище, принимайте, – и оперся на перегородку с другой стороны.

      Она осторожно отвернула упаковочную бумагу и вытащила часики. Ему почему-то понравилось, что на коротко стриженых розовых ногтях не было лака, кое-где пальцы были трогательно испачканы синей пастой от шариковой ручки. Как ребенок, ей-богу. Точно, как ребенок.

      – Смотрите, – он вытащил из ее рук часы, – в ваших часах нет противоударного устройства.