Знак свыше. Современные были. Мария Сараджишвили

снова приедешь? – поинтересовалась Елена.

      – У-у, нескоро. Я и сейчас неожиданно приехала. Меня после пострига позвала игуменья и сказала: «Езжай, повидай родню!» Это впервые за все годы. А может, и вообще не вернусь.

      «Каникулы Бонифация» пролетели у Антонины как один день. Перед отъездом пошли они с Варварой побродить по базару. Шли через толпу, и Варвара то и дело ловила удивленно-уважительные взгляды прохожих, провожающих глазами статную фигуру Антонины.

      – Странно, – удивлялась Варвара, зная специфику базара, – час уже ходим, а никто не пристал.

      – А, – отмахнулась инокиня, занятая своими мыслями. – Одежда на мне благословленная, вот и не цепляются.

      Варвара с интересом оглядела ее простенькое платье, но так для себя ничего и не уяснила.

      Не знали ни та, ни другая, что пройдет всего несколько часов и скромное платье в незаметную крапинку перевернет жизнь молодой инокини ровно на 180 градусов…

      В воскресенье Варвара с верной приятельницей Элисо, груженые, как два ишака, мешками с хлебом, поднялись на гору к Елене и застали такую картину.

      Елена, бросив на столе неубранную посуду, коленопреклоненная, плакала у красного угла и шептала:

      – Вразуми их, Господи, настави на путь истины.

      Обернувшись к вошедшим, она сказала, казалось, несусветное:

      – Девочки! Антонину украли!

      – Как? Кто?

      – В день отъезда к ней пришли попрощаться ее одноклассники, а среди них Тенгиз – ее первая любовь. Поднялся шум, кутерьма. Подруги-неверующие заладили: «Да сними ты это убожество! Что ты как бабка старая!» Антонина поддалась на уговоры, сняла платок, переоделась в мирское и… все. Подступил к ней лукавый. Тенгизу, видно, тоже бабахнули по мозгам давно забытые чувства. Он тут же где-то достал машину, посадил в нее Антонину и увез к себе. Потом ночью она позвонила своим домой: «Сдавайте билет, я остаюсь!» Что же она наделала! – и Елена горько заплакала. – Ей же никак нельзя замуж выходить…

      Элисо так и осела на грубо сколоченный табурет и захлопала глазами.

      – Что ж теперь делать? Вот грех какой!

      – Мне надо обязательно ее увидеть, – занервничала Елена, – и уговорить вернуться. Еще не поздно! Потом замолит. Игуменья уже знает, звонит в Тбилиси. Она в ужасе…

      – Думает, небось, абрек на коне с кинжалом в зубах, – влезла Варвара не к месту, – увез ее монахиню в горы да в сванскую башню на цепь заковал. Позвоните человеку, успокойте, что дело тут полюбовное. Это не «украл», а «укралась» называется.

      Елена не слушала раздражающую трескотню Варвары и продолжала свое.

      – Побудьте с моей мамой, пока я в город спущусь и увижу Антонину. Ее спасать надо! Я себе места не нахожу. Вон за ночь как поседела!

      И правда, с ее лба свисала седая прядь, которой еще на днях не было. Кто бы тут отказался подменить человека около болящей?

      Посеревшая Елена вернулась под вечер с невеселыми новостями. Нецерковная семья жениха, хоть и не