Я – счастливый Дед Мороз!. Александр Казакевич

сюжет из женского монастыря.

      Мы успели главное: увидеть обитель, когда она только крепчала. Это важно, потому что, пройдя период возрождения, монастырь может поменяться… Успокоиться, что ли. А мы успели увидеть Оптину, когда она бурлила. Там еще не умели давать интервью и не знали, где разместить на ночлег. Там еще запирались от телевизионщиков в кельи и не выходили во двор до их отъезда. Но там снег тогда был такой белый, как в годы расцвета старчества, а от мороза звенели стекла в храме. Тогда казалось, что оптинский пряник – самая драгоценная вещь в мире. А свет от рождественского звездного неба позволял сэкономить электрическое освещение. И до сих пор жаль, что не решились попросить хотя бы попробовать знаменитый оптинский чай из местной травы таволги, часто упоминавшийся в старину именитыми гостями пустыни.

      Впрочем, в каждом монастыре свои деликатесы.

      И свой ритм перед Рождеством.

      Но разве ритм любой обители может сравниться с ритмом, в котором живет Дед Мороз! А если Дедов Морозов собирается сразу два!

      Разъехаться по домам нам не дали – поздно вечером, когда мы только выехали из Козельска, мне тут же позвонили, чтобы мы мчались в московский аэропорт и, не заезжая домой, отправились еще в одну обитель. На этот раз женскую.

      В Новосибирск.

      По дороге я спохватился, что не вижу своего дед-морозовского красного мешка! Так мы набегались с нашим багажом, проводя в Козельске каждую новую ночь на новом месте, что я где-то его, судя по всему выронил! Жалко было – нет сил! Ведь он был такой замечательный! Сколько неожиданных подарков я из него достал, когда поздравлял бездомных на Павелецком вокзале! Как я мог его потерять? Не знаю! С этой щемящей ноткой в душе я продолжил свое большое путешествие.

      В тот же вечер мы снова были в аэропорту. Этот темп потихоньку превратился в образ жизни. Могли ли мы подумать, что за несколько предрождественских дней сможем объехать так много?

      И в этом была определенная радость: ни одного обычного места! Ни одного неинтересного человека! Мы приходили в аэропорты в дед-морозовских шубах и шапках. И сразу вокруг нас собирались люди. Дети читали стихи и получали за это оптинские пряники, которых у нас был целый мешок. А в самолете к нам большей частью подходили уже взрослые люди. С некоторой грустью рассказывали о чем-то домашнем, семейном, теплом. А в конце просили посодействовать, чтобы там, дома, как-то наладилось. Многим! Очень многим для полноты счастья чего-то не хватало. Искали чуда. Хотя, если вдуматься, не хватало восприятия своей жизни, как чуда. И всего-то! Один паренек рассказал, как трудно его семья жила в девяностые годы. Он был совсем маленьким, но запомнил, что денег не было, еды не было. Приближался Новый год. И ему так хотелось настоящих подарков, как у других детей, которые хвастались во дворе и игрушечными машинами, и компьютерными приставками, и футбольными мечами. Засыпая в новогоднюю ночь, мальчик мечтал проснуться и найти под искусственной елкой, которую родители хранили