Карамазовы. Федор Достоевский

слова, милая барышня.

      – Вон, продажная тварь! – завопила Катерина Ивановна. Всякая черточка дрожала в ее совсем исказившемся лице.

      – Ну уж и продажная. Сами вы девицей к кавалерам за деньгами в сумерки хаживали, свою красоту продавать приносили, ведь я же знаю.

      Катерина Ивановна вскрикнула и бросилась было на нее, но ее удержал всею силой Алеша:

      – Ни шагу, ни слова! Не говорите, не отвечайте ничего, она уйдет, сейчас уйдет!

      В это мгновение в комнату вбежали на крик обе родственницы Катерины Ивановны, вбежала и горничная. Все бросились к ней.

      – И уйду, – проговорила Грушенька, подхватив с дивана мантилью. – Алеша, милый, проводи-ка меня!

      – Уйдите, уйдите поскорей! – сложил пред нею, умоляя, руки Алеша.

      – Милый Алешинька, проводи! Я тебе дор[о]гой хорошенькое-хорошенькое одно словцо скажу! Я это для тебя, Алешинька, сцену проделала. Проводи, голубчик, после понравится.

      Алеша отвернулся, ломая руки. Грушенька, звонко смеясь, выбежала из дома.

      С Катериной Ивановной сделался припадок. Она рыдала, спазмы душили ее. Все около нее суетились.

      – Я вас предупреждала, – говорила ей старшая тетка, – я вас удерживала от этого шага… вы слишком пылки… разве можно было решиться на такой шаг! Вы этих тварей не знаете, а про эту говорят, что она хуже всех…

      – Это тигр! – завопила Катерина Ивановна. – Зачем вы удержали меня, Алексей Федорович, я бы избила ее, избила!

      Она не в силах была сдерживать себя пред Алешей, может быть, и не хотела сдерживаться.

      – Ее нужно плетью, на эшафоте, чрез палача, при народе!..

      Алеша попятился к дверям.

      – Но Боже! – вскрикнула вдруг Катерина Ивановна, всплеснув руками. – Он-то! Он мог быть так бесчестен! Ведь он рассказал этой твари о том, что было там в тогдашний роковой, вечно проклятый, проклятый день! «Приходили красу продавать, милая барышня!» Она знает! Ваш брат подлец, Алексей Федорович!

      Алеше хотелось что-то сказать, но он не находил ни одного слова. Сердце его сжималось до боли.

      – Уходите, Алексей Федорович! Мне стыдно, мне ужасно! Завтра… умоляю вас на коленях, придите завтра. Не осудите, простите, я не знаю, что с собой еще сделаю!

      Алеша вышел на улицу как бы шатаясь. Вдруг его догнала служанка.

      – Барышня забыла вам передать это письмецо от госпожи Хохлаковой, оно у них с обеда лежит.

      Алеша машинально принял маленький розовый конвертик и сунул его, почти не сознавая, в карман.

      Смех подлеца

      От города до монастыря было не более версты с небольшим. Алеша спешно пошел по пустынной в этот час дороге. Почти уже стала ночь, в тридцати шагах трудно уже было различать предметы. На половине дороги приходился перекресток. На перекрестке, под уединенною ракитой, завиделась какая-то фигура. Только что Алеша вступил на перекресток, как фигура сорвалась с места, бросилась на него и неистовым голосом прокричала:

      – Кошелек или жизнь!

      – Так