Карамазовы. Федор Достоевский

к ней идти, нельзя!

      – Да и нехорошо, батюшка, будет, нехорошо совсем.

      – Куда он посылал-то тебя давеча, кричал: «Сходи», когда убежал?

      – К Катерине Ивановне посылал.

      – За деньгами? Денег просить?

      – Нет, не за деньгами.

      – У него денег нет, нет ни капли. Слушай, Алеша, я полежу ночь и обдумаю, а ты пока ступай. Может, и ее встретишь… Только зайди ты ко мне завтра наверно поутру; наверно. Я тебе завтра одно словечко такое скажу; зайдешь?

      – Зайду.

      – Коль придешь, сделай вид, что сам пришел, навестить пришел. Никому не говори, что я звал. Ивану ни слова не говори.

      – Хорошо.

      – Прощай, ангел, давеча ты за меня заступился, век не забуду. Я тебе одно словечко завтра скажу… только еще подумать надо…

      – А как вы теперь себя чувствуете?

      – Завтра же, завтра встану и пойду, совсем здоров, совсем здоров, совсем здоров!..

      Проходя по двору, Алеша встретил брата Ивана на скамье у ворот: тот сидел и вписывал что-то в свою записную книжку карандашом. Алеша передал Ивану, что старик проснулся в памяти, а его отпустил ночевать в монастырь.

      – Алеша, я с большим удовольствием встретился бы с тобой завтра поутру, – привстав, приветливо проговорил Иван – приветливость даже совсем для Алеши неожиданная.

      – Я завтра буду у Хохлаковых, – ответил Алеша. – Я у Катерины Ивановны, может, завтра тоже буду, если теперь не застану…

      – А теперь все-таки к Катерине Ивановне? Это «раскланяться-то, раскланяться»? – улыбнулся вдруг Иван. Алеша смутился. – Я, кажется, все понял из давешних восклицаний и кой из чего прежнего, – продолжил Иван. – Дмитрий, наверно, просил тебя сходить к ней и передать, что он… ну… ну, одним словом, «откланивается»?

      – Брат! Чем весь этот ужас кончится у отца и Дмитрия? – воскликнул Алеша.

      – Нельзя наверно угадать. Эта женщина – зверь. Во всяком случае, старика надо в доме держать, а Дмитрия в дом не пускать. До свидания завтра. Не осуждай и не смотри на меня как на злодея, – прибавил он с улыбкою.

      Они крепко пожали друг другу руки, как никогда еще прежде. Алеша почувствовал, что брат сам первый шагнул к нему шаг и что сделал он это для чего-то, непременно с каким-то намерением.

      Дали две

      Вышел же Алеша из дома отца в состоянии духа разбитом и подавленном еще больше, чем давеча, когда входил к отцу. Брат Иван сделал к нему шаг, чего так давно желал Алеша, и вот сам он отчего-то чувствует теперь, что его испугал этот шаг сближения. А те женщины? Странное дело: давеча он направлялся к Катерине Ивановне в чрезвычайном смущении, теперь же не чувствовал никакого; напротив, спешил к ней, сам словно ожидая найти у ней указания.

      Было уже семь часов и смеркалось, когда Алеша вошел к Катерине Ивановне, занимавшей один очень просторный и удобный дом на Большой улице. Алеша знал, что она живет с двумя тетками.

      Его тотчас же ввели в залу. Алеша разглядел на диване, на котором, очевидно, сейчас сидели, брошенную шелковую мантилью, а на столе пред диваном две недопитые