Механическая птица. Себастьян де Кастелл

На самом деле они обмениваются не только картами или последовательностями карт; сами способы, которыми аргоси передают карты друг другу, дают представление о важных особенностях значимых событий и людей.

      Да, я тоже до сих пор не понял, о чем это вообще.

      – Последняя карта, – сказал я. – Та, которую они дали тебе перед самым уходом. Ты никак не могла успеть ее вернуть. Что там?

      Фериус ухмыльнулась.

      – Это заметил бы один из тысячи, да и то не всякий. Кажется, от тебя ничего не ускользает.

      На самом деле от меня ускользает буквально все, но комплимент был приятен. Я покраснел. Я постоянно злюсь на себя за то, что мне так нравятся ее похвалы. Потому, наверное, стоит радоваться, что это происходит крайне редко. Да и то в большинстве случаев она просто пытается меня отвлечь.

      – Хватит уже ходить вокруг да около. Покажи карту.

      Фериус вынула руки из-за головы и сделала несколько странных пассов.

      – Властью огня и железа, песка и шелка, крови и дыхания, пусть откроется правда!

      Она соединила руки. Ничего не произошло.

      – Ты издеваешься, что ли?

      – Глянь вниз, малыш.

      На одеяле передо мной рубашкой вверх лежала карта.

      – Какой-то закон аргоси предписывает вам постоянно потешаться над нашей магией?

      – На длинных дорогах не так уж много потех, малыш. Развлекаемся как можем.

      Ну да. Надираетесь, режетесь в карты и проводите время со жрецами любви.

      Я взял карту и рассмотрел ее повнимательнее. Рубашка была неприметной, узор не слишком отличался от ему подобных на других виденных мной колодах аргоси.

      А картинка?

      У меня перехватило дыхание. Она была прекрасна. Вычурная – и одновременно изящная. Фериус – искусная художница, но тут стиль был совсем иным. Богатые цвета – множество оттенков красного, синего и зеленого. Черный, серый и коричневый перетекали друг в друга так плавно, что едва можно было уловить. Мазки кисти были четкими, линии – тонкими и плавными, словно художник просто позволил кисти двигаться, куда она сама пожелает.

      Сперва мне показалось, что картина изображает птицу, слетающую с пышного дерева, где листья цвета золота и меди росли на серебристых ветвях. Однако вскоре я понял, что художник изобразил не живые листья. Это были искусно обрезанные кусочки металла. То же касалось ствола и веток. Вглядевшись, я увидел, что и сама птица сделана из металла. Крылья, ноги, перья – все было изумительно тонкой работой искусного мастера.

      – Механическая птица? – спросил я.

      Фериус кивнула.

      – Похоже на то.

      Стиль рисунка показался мне знакомым. Он напоминал изображения на коврах и фарфоровых тарелках, которые торговцы иногда привозили в наш город. Это-то и позволило мне определить регион.

      – Она гитабрианская, да?

      – Я тоже так думаю.

      Именно в Гитабрию мы и направлялись, когда попали в переделку с правоверными берабесками. У нас был блокнот, отобранный у Дексана Видериса, где он отмечал всех людей, зараженных обсидиановым червем. Имя последней жертвы