Украденное детство. Марина Линник

машина. Работать нужно будет бригадами по сорок пять человек.

      – А кто ж туточки работать будет? Вон уж и пшеница поспевает, собирать ее надобно, покуда дождей нет.

      – Бабоньки, а без оборонительного рубежа нам крышка. Тогда и пшеница будет за ненадобнос–тью. Фашисты все громили на своем пути. Мне товарищ Назаров сказал, что они уже в плен около трехсот тысяч человек взяли. Одних в лагеря смерти отправили, других угнали в Германию на принудительные работы. Вы этого захотели?

      – Матвеевна, присмотришь за моими детьми? – попросила Валентина. – Я копать пойду.

      – Чи що, с ума сошла? – воскликнула стоящая неподалеку Ульяна.

      – Это ты с ума сошла, – впервые в жизни огрызнулась Валя, гневно смерив соседку взглядом. – Ни стыда у тебя нет ни совести. Наши солдаты погибают там, а мы только брюхо греем у печи.

      – Да не больно-то и греем, – ответила Ульяна, с удивлением наблюдая всегда спокойную и невозмутимую Валентину. – Пашем как проклятые.

      – Уля, так все работают. Не думаю, что в других деревнях по-другому.

      – И еще, – не обращая внимания на разговоры женщин, продолжил дед Михаил. – Поручено нам налог собрать… не обессудьте, бабоньки. Большой налог. Так постановило правительство и партия. Нужно кормить фронт.

      – Да нам самим есть нечего. Еле сводим концы с концами, – начали возмущаться люди.

      – Я знаю, родненькие. Но… придется потуже затянуть пояса. Надобно, надобно излишки найти, – мягко произнес Михаил Терентьевич. – Еще раз повторяю: нужно кормить фронт. Ваших отцов, мужей и сыновей… Все, разойдитесь! Завтра за теми, кто решит поехать на работы, приедет машина.

      Валентина, несмотря на протесты бабы Матрены, вместе со своими односельчанами все-таки отправилась на сооружение оборонительного рубежа. Как и обещал дед Михаил, добровольцы в самом деле работали не так далеко от дома, но от этого на душе становилось еще тревожнее. «Неужели немцы подойдут так близко? – то и дело спрашивала себя женщина, с трудом ворочая лопатой. – Не могу поверить этому».

      Люди, работая по четырнадцать часов в день, ночевали в близлежащей деревеньке, в которой не было радио, поэтому все новости они узнавали либо от беженцев, либо от бойцов, которым удалось вырваться из котла, а то и от паникеров, выдумывающих всякие небылицы. С каждым днем работать становилось труднее; нормы стали просто каторжными: каждый человек был обязан прокопать двенадцать метров в длину и десять в ширину. К тому же начались проливные дожди, и размокший чернозем превратился в вязкую глину. Ослабевший от постоянного недоедания народ с большим трудом справлялся с поставленной задачей. Так прошла неделя. Трудились не покладая рук, отдавая фронту все силы.

      На восьмой день Валентина и жившие вместе с ней женщины проснулись от раскатов грома.

      – Гроза, чи що? – заспанным голосом проворчала Ульяна, потягиваясь. – Ох, опять придется под дождем работать, будь он неладен.

      – Да что-то не похоже, – торопливо спускаясь с полатей, прошептала Валя.

      Она выглянула