Смерть на курорте. Расследование кровавых преступлений в одном мистическом городе, которого нет на карте. Тарас Бурмистров

это ты такой бледный? – спросил Максим. – Волнуешься?

      – Да нет, – ответил Лунин чуть хриплым голосом, к собственной досаде. – Не так чтобы очень. Просто… да нет, неважно.

      – Как работа идет? Много нового написал?

      – Тут главное – начать, – уклончиво сказал Лунин. – Мы скоро приедем?

      – Уже подъезжаем. Видишь, сколько всего наворотили?

      Город, в самом деле, был увешан флагами и заставлен корзинами с цветами. Лунин почти не узнавал его, тем более что обычное безлюдье кончилось: повсюду на тротуарах толпились празднично одетые люди. На лицах у всех было радостное возбуждение, кто-то даже что-то кричал.

      Когда они подъехали к дворцу, Лунин увидел целое скопище автомобилей у входа, на некоторых были флажки иностранных государств. Никто не встречал их на парадной мраморной лестнице, очевидно, торжественный обед уже начался. Они поднялись по ступеням, и Кириллов открыл перед Луниным большую дубовую дверь.

      Ослепленный вечерним солнцем с улицы, Лунин не сразу увидел то, что перед ним предстало. В огромном зале царил полумрак, поначалу, пока глаза его не привыкли, показавшийся ему почти кромешным. В этой тьме ярко горели факелы вдоль стен, в их блеске смутно прорисовывались какие-то гербы, картины и статуи. Длиннейший, во весь зал, стол был уставлен свечами, которых, казалось, были сотни. За столом сидели люди. Царила абсолютная тишина.

      Лунин осторожно прошел внутрь, и вдруг зал взорвался аплодисментами и криками. Кто-то встал, другие хлопали сидя. Пламя факелов заметалось то ли от этого, то ли от ворвавшегося уличного сквозняка – окна были занавешены тяжелыми шторами, но часть из них, наверное, оставались открытыми.

      На мгновение у Лунина мелькнула шальная мысль, что это его так приветствуют здесь, но он тут же понял, в чем дело. В самом конце зала, во главе стола, стоял человек с газетной фотографии. Он явно собирался держать речь.

      В общей суете и шуме Лунин с Кирилловым незаметно прошли к своим местам – для них было оставлено два свободных стула. Расположившись там, Лунин почувствовал себя комфортнее. Он даже положил себе холодных закусок на тарелку, вдруг почувствовав острый голод после всех пережитых потрясений. Заодно это был повод занять себя – в общей овации ему участвовать не хотелось.

      Речь Карамышева он слушал вполуха, пытаясь совладать с впечатлениями этого вечера и восстановить хотя бы отчасти душевное равновесие. Спокойствие ему было просто необходимо. Пока неясно было, какие сюрпризы еще приготовила ему жизнь на ближайшее время, и главное, как выбраться из этих приключений без потерь.

      Оратор начал с детских воспоминаний, затем рассказал о своем участии в боевых действиях в прошлой войне и, наконец, перешел к политике и текущему моменту. Голос его, поначалу тихий и невыразительный, тут окреп, жесты сделались резкими и порывистыми, и слушатели на это отреагировали: атмосфера в зале становилась все более наэлектризованной. С улицы доносились крики, толпа скандировала «Эр-нест!.. Эр-нест!», и