Пятая комната. Дмитрий Миненков

я пронесётся даже по самым гиблым улицам и непременно заглянет в их убогие каморки, щедро одаривая каждого.

      Кто-то не выдержал и зажёг свет. Окно в доме напротив вспыхнуло одиноким прожектором, пробив на мгновение лучом света пелену неподатливого здешнего тумана. Он некое подобие местной достопримечательности, жаль, желающих на него поглазеть, кроме нас, никого больше не нашлось. А ведь эта густая дымка – пожалуй, единственное, чем мы по-настоящему гордимся. Хотя гордость вызывает скорее то, что те немногие, кто остался, смогли жить в толще этого плотного серого занавеса.

      Окно погасло, не продержавшись и минуты. Так им и надо. Излишняя дерзость совсем ни к чему. Надеюсь, они выключили свет по собственной воле, вовремя сообразив, что чуда не произойдёт. В противном случае они растворились, как и те, что решили, будто они чем-то лучше нас и всё это сойдёт им с рук. Впрочем, нередко случалось, что свет зажигали не только, как принято у нас говорить, из-за тщеславного помрачения.

      "У нас", "мы" – всё это в прошлом. Теперь я сам по себе. Такие решения даются очень тяжело, но, сидя здесь, у обугленного остова небольшого бревенчатого домика, я понял, что всё вокруг больше не является частью меня. Будто незаметно надломился и разом оторвался связующий стебель, прежде насквозь прораставший в меня и пустивший корни к каждой частичке моего тела. Раз и всё. Было совсем не больно. Только пусто и неуютно. И как ни старайся, не найти теперь в себе ни единого живого волокна того стебля, единившего меня на протяжении стольких лет с этим местом.

      Может те, озарившие вечный полумрак лучами света, тоже ощутили, что больше ничто их не связывает. Теперь они свободны. Свободны и одиноки, как никогда прежде. И вот, не справившись с этой тяжкой ношей, они решили просто раствориться в клубах хищного тумана.

      Готов ли я к такому финалу? Не знаю. Уже которую ночь, сидя здесь, я пытаюсь решить, как быть дальше. Или просто обманываю себя, и как остальные жду неведомого чуда, невероятного решения всех проблем.

      Вот опять. Я запутался.

      Очередная ночь уместилась в полпачки сигарет. Теперь меня окружили предрассветные сумерки, утопающие в тяжёлой серой дымке. Хороший повод закурить ещё одну.

      Недавно я спросил себя, для чего глотаю этот табачный аналог ненавистного тумана. Наверно надеюсь, что сигаретный дым поглотит меня раньше его треклятого братца. Или же, запуская в лёгкие очередную порцию табака, я представляю себя бесстрашным пожирателем тумана.

      Очередной мой вопрос без однозначного ответа.

      Тем временем рассвет захлёбывался, не в силах противостоять местному злодею.

      В этом городе привычные правила давно утратили какое-либо значение.

      Не секрет, что ночью полотно реальности рассыпается, приобретая непредсказуемые, причудливые изгибы. Иногда случается, что под утро изломы и неровности скрывает туман. Обычно вместе с ним вся декомпозиция и рассеивается. Но бывает и так, что туман не намерен отступать и остаётся лёгкой дымкой лежать под лучами нового дня, храня в себе тайные дефекты ночи. Однако долго такой дисбаланс сохраняться не может, и вскоре наполненная неведомым дымка рассеивается, уступая место повседневной реальности.

      В нашем городке туман не исчезал уже который день…

      – "Который день"? – переспросил Игорь. – Может лучше "который год". Мама рассказывала, что дымка эта ещё со времён её детства в городе висит.

      – Да, но тогда туман только на Заводской появлялся, – уточнил Даня, – и то не постоянно, а теперь он почти на каждой улице.

      – Ну, не знаю, мама тогда на Литовской жила, и они всем двором в нём в прятки играли почти каждый день. А ты говоришь: только на Заводской.

      – Что от деда слышал, то и говорю, да и в газетах то же самое писали.

      Данил работал помощником в архиве, по совместительству –краеведческом музее, поэтому часто ссылался на всякую макулатуру, которую он читал, чтобы не зачахнуть от безделья.

      – Они ещё думали, что это химия какая-то с завода в атмосферу уходит, вот и стоит всё в тумане, форточки закупоривали, на улицу выходить боялись. Но потом комиссия сказала, что завод чист, а географы обнадёжили, что это всё особенности ландшафта, перепады высот, болотистая местность и всякое такое.

      – Но ведь завод ещё долго оставался главным подозреваемым?

      – Ну, да, дед мой до сих пор его матюгами кроет, мол это их радиоактивный туман нам свет белый застит. То, что завод лет двадцать как закрыли, его вообще не смущает.

      Стас не участвовал в диалоге, он отвлечённо искал что-то на бескрайних просторах интернета, умещённых в семь дюймов экрана дешёвенько планшета.

      – Станислав Викторович, вы ещё с нами или творческий вечер можно считать завершённым? – поинтересовался Данил.

      – Я… А… Да не знаю, я тут на ходу просто дописывал, по-моему, совсем плохо вышло. Я подправлю и в следующий раз тогда ещё почитаю.

      – Понятно. Отныне ты – жертва творческих терзаний, – подытожил Даня.

      – И как вам? – робко спросил Стас.

      – Знаешь, –