Обратные вспышки. Дмитрий Александрович Давыдов

вошел первый покупатель. Вова подскочил и оправил выползшую из-под брюк рубашку.

      – Добрый день! – сказал он.

      Слово «добрый» звучало радостно и бодро, а слово «день» уныло и раздраженно.

      – Опять он, – шепнул Вова.

      Я выглянул из-за прилавка. У входной двери стоял маленький мужчина в кожаном пальто. Даже издали можно разглядеть перхоть на его взъерошенных волосах. Нос его стягивали очки с толстыми линзами в металлической оправе. Щеки покрыты плешивой бороденкой, а бледно-мертвенные губы вытянуты двумя полосками. Он стоял, потряхивал головой, точно контуженный, и пялился в одну точку.

      – Каждую неделю заходит, – пробурчал Вова, – у него, похоже, крыша поехала.

      Мужчина осматривался и все потряхивал головой. Он заметил наши взгляды, застопорился и опустил лицо в пол. Постоял так, исподлобья поглядел на нас и снова уставился вниз. Мы будто показались ему, и он опасливо проверял, так ли это. Он немного перетаптывался на коврике, еще раз поднял голову, но уже решительно, и когда снова увидел нас, то выскочил наружу. Мы с Вовой молча поразмыслили над происшедшим. Я потянулся к записной книжке, как снова зазвенел колокольчик. Вова подскочил.

      – Видели этого? – весело крикнул парень с входа. Это был Женя. В противовес Вове, Женя был высокий и суховатый. После его рукопожатия хотелось намочить руки. Его ладонь, словно бумажная салфетка, впитывала влагу. Единственное, в чем сходились напарники, это в лысеющей голове. Вова расчесывал светлую челку по бокам так, чтобы скрывать залысины. А Женя зализывал жиденькие темные волосы на затылок, скрывая плешину на макушке.

      – Да, снова он заходил, – сказал Вова.

      Завибрировал телефон. Я вытащил трубку из кармана и отошел в сторону. На дисплее отразилось имя «Мила». Это моя девушка. Бывшая девушка. Что ей надо?

      – Алло? – протянул я.

      – Ты на работу устроился? – голос был резкий.

      – Я стажируюсь. А тебе-то чего?

      В подмышках стало влажно.

      – Твоя мама винит меня, что ты бездельничаешь.

      – Я вообще-то работу искал! – я закусил губу, – а вы разве общаетесь?

      – С твоей мамой? Конечно нет! Мне Саша рассказывает. Он, кстати, приезжал к вам за вещами.

      Мы помолчали. Она называла Сашей моего отца. Она называет его так же, как и меня, разница лишь в интонации. «Саша» с презрением и недоверием – это про меня. «Саша» с лаской и благоговением – про отца.

      – Ладно, давай, – сказала Мила.

      – Как там папа? – оборвал я ее.

      – У Саши все хорошо. Он рад, что съехал.

      Я сбросил. Если сейчас этот звонок показался странным, то он перестанет таковым быть, когда я расскажу о знакомстве Милы с родителями. Вообще все, что недавно произошло, до конца в голове не уложилось. Когда с кем-то случается подобное, вроде должно охватить возмущение и горькое недоумение, но у нас прошло так легко, будто это случается повсеместно.

      Прозвенел дверной колокольчик. Вошла разлохмаченная и расфуфыренная женщина. Она сняла солнцезащитные очки и посмотрела по сторонам. Вова спохватился,