Дыхание богов. Бернар Вербер

подхватывает сердце, которое ждет, когда на него обратят внимание.

      – Мне очень жаль, сердечко! Похоже, ты не понравилось моему другу.

      Афродита подмигивает мне.

      – …либо его интересуешь вовсе не ты!

      Сердце дрожит от волнения.

      Я вновь пытаюсь обнять ее, но она ускользает от меня.

      – Мы, конечно, можем заняться любовью, если ты так этого хочешь, но ты получишь только мое тело, не душу. И мне кажется, ты будешь скорее разочарован, чем счастлив.

      – Я готов на все.

      В ее взгляде усмешка и удивление.

      – Многие умерли от печали или покончили с собой из-за любви ко мне, но тебе я не желаю зла. Даже наоборот.

      Афродита глубоко вздыхает.

      – Теперь мы связаны навеки. И если ты поведешь себя правильно, быть может, нам суждено пережить великое блаженство.

      Она встает, оборачивается, обнимает меня, забирает живое сердце и уходит.

      Я стою совершенно ошеломленный. Вдруг мне приходит в голову странная мысль: а что, если это было сердце одного из ее отвергнутых поклонников?

      Одного из тех, кого она «любила, но в кого не была влюблена»? Мои щеки пылают. Никогда еще я не был в таком смятении. Конечно же, это она сама страшнее дьявола, лучше, чем Бог… и если я ее получу, то умру.

      Я вздрагиваю – в дверь снова стучат, на этот раз громче. На пороге Фредди, всклокоченный, с перекошенным лицом. Ему с трудом удается выговорить:

      – Скорее, Мэрилин пропала!

      Я срываюсь с места. Мы поднимаем на поиски соседей, друзей. Проверяем все улицы и переулки Олимпии, знакомые и незнакомые кварталы. Сатиры, херувимы, кентавры вместе с нами обыскивают кусты, разросшиеся вокруг статуй и памятников.

      – Мэрилин! Мэрилин!

      Меня душит то же самое чувство, какое я испытывал в прошлой жизни, когда видел объявления о пропавших детях. На фотографиях, обработанных компьютером, мальчики и девочки всегда выглядели старше своих лет. Под снимком – телефон родителей. По радио и телевидению похитителей умоляли выйти на связь. Но никто и никогда больше не видел этих детей. Плакаты на стенах выцветали, проходило время, и о детях забывали.

      – Мэрилин! Мэрилин!

      Мы прочесываем город. Я останавливаюсь у большой яблони на главной площади, когда передо мной появляется едва заметное существо. Это маленькая химера, которую я называю сморкмухой. Девушка-бабочка двадцати сантиметров ростом нервно взмахивает длинными синими крыльями. Снова и снова пытается что-то объяснить жестами. Она хочет, чтобы я шел за ней, тянет меня в сторону северных садов. В огромных, украшенных скульптурами фонтанах журчат медно-красные воды.

      – Ты знаешь, где Мэрилин?

      Сморкмуха летит зигзагами. Я иду за ней. Странное маленькое существо, одно из первых, кого я встретил на Эдеме. Надо будет все-таки разобраться, что же связывает меня с этой принцессой-бабочкой.

      Мы идем садами все дальше и дальше. И вдруг я замечаю сандалию в зарослях гладиолусов. Дальше – женская нога, тело, сжатая в кулак рука, поднятая к небу. Стоны Мэрилин больше похожи на рев раненого животного,