Мы правим ночью. Клэр Элиза Бартлетт

положила в печку поленце и взяла почерневший чайник.

      – Так что их Драконы дали маху.

      Ревна вспомнила рушившиеся вокруг здания и дым, который поднимался над ними призрачной стеной, возвещая, что пришел конец ее жизни. Она уложила Лайфу обратно в постель и бросилась к краю кровати за своими ногами.

      Мама стояла, склонившись над разгоравшимся в печке пламенем; услышав шум, она подняла глаза.

      – Что ты делаешь?

      – Если заводы не остановились, то мне тоже выплатят сверхурочные, – сказала Ревна.

      – Ну уж нет, – замахнулась на нее чайником мама, – тебе не нужно привлекать к себе внимание. Каким бы чудом ты вчера ни спаслась, у меня нет никакого желания рисковать.

      Чудо, проклятие. Она знала, что мама не захочет ничего такого слышать, поэтому лишь подняла с пола свою форму и сказала:

      – Скаровец знает только где я живу. Но не где я работаю.

      И с этими словами стала одеваться.

      – Что ты холод напускаешь? – донесся из-под одеяла голосок Лайфы.

      Ревна похлопала живой комок рядом с собой.

      – Уже светло, Лайфа, пора вставать. Если хочешь, можешь помочь мне управиться с моими ногами.

      Когда сестренка высунула из-под одеяла носик, Ревна уже застегнула на форме последнюю пуговицу и потянулась за протезами. Сначала натянула носки – две длинные трубы, сшитые из старых мешков для муки. Они служили защитой от тонкого листа из живого металла, который затем обхватывал ее ноги, плотно прилегая к икрам. В верхней части каждого листа была застежка, с помощью которой протезы крепились к ногам. Ревна позволила Лайфе туго затянуть ремешки на протезах, продев их в три пряжки на лодыжках и коленях. Все остальное сделал живой металл, заключив ее в свои крепкие объятия. Ноги после вчерашнего все еще болели, а протезы подрагивали от страха. Она потерла живой металл в районе застежек, стараясь мысленно его успокоить. Но все ее мысли занимал скаровец, а скаровцы никогда не приносили покоя.

      Глядя на нее, мама недовольно поджала губы.

      – Налет застиг тебя за пределами бункера. И если ты возьмешь выходной, ничего позорного в этом не будет.

      – Если я не пойду, то двойную смену за меня отработает кто-нибудь другой.

      Во славу Союза. Хуже того, у скаровцев появится еще один повод ее арестовать. Но и это не самое плохое. На заводе никто не осудит ее за то, что она осталась дома. «Бедняжка так быстро устает», – судачили у нее за спиной.

      Мама вздохнула, втянув носом воздух. Затем закутала Лайфу в куртку, слишком большую для нее, и отвела к соседям. К тому времени, как она вернулась, Ревна уже успела встать и налить себе чашку чая. Ее спецовка задубела от пыли и при каждом движении похрустывала. От Ревны воняло дымом и гарью. Но пожарищем пропах весь город, так что ничего страшного.

      – Я отвезу тебя перед работой, – сказала мама, – где твое кресло?

      – Под каким-нибудь домом. Я вполне могу добраться и сама.

      – Чтобы миссис Строгие Правила уволила тебя за то, что ты