Первое правило королевы. Татьяна Устинова

все отпихивала их, а потом поняла, что держит их, плотно прижав к себе, как младенца. Она швырнула газеты на сиденье.

      – Осип Савельич, мы с тобой сегодня вечером ни к какому губернаторскому сыну не ездили, – выговорила Инна, глядя в окно, – мы с тобой кататься ездили.

      Он посмотрел на нее в зеркало заднего вида.

      – Далеко ездили-то?

      – До Березняков и обратно.

      Березняками называлось село на самом берегу Енисея.

      – Зачем ездили?

      – Просто так, говорю же. Кататься. Тоску послепохоронную разогнать.

      – Понятно.

      И никакого вопроса. Ни одного, хотя Инна по его макушке видела, какое его грызет любопытство!

      – Во сколько вернулись?

      – Когда домой приедем, посмотрим на часы.

      – А поехали, стало быть, в полдесятого?

      – Да.

      – Понятно.

      Ничего тебе не понятно, драгоценный ты мой Осип Савельич. Ничего тебе не понятно, но я не скажу тебе ни слова и ничего не стану объяснять.

      Не скажу, пусть даже твое любопытство прогрызет тебе в черепе дырку.

      Все лучше, чем та, что в виске у Любови Ивановны Мухиной.

      Инна все смотрела в окно.

      – Осип Савельич, пока меня не было, из подъезда никто не выходил?

      Осип опять глянул на нее в зеркало.

      – Нет. Никого не было.

      – А машина? Не подъезжала, не уезжала?

      – И машин никаких не было.

      – Точно? Ты не спал?

      – Я, Инна Васильевна, – выговорил Осип решительно, – по темноте в машине никогда не сплю. Я же не мальчонка тридцати трех лет, не первый год замужем! Я знаю, когда можно спать, а когда можно и по башке получить, если особенно заспишься-то!

      – И никто не подъезжал и не уезжал?

      – Не подъезжал и не уезжал.

      Интересно, в старинных купеческих домах, что на улице Ленина, есть черный ход? И если есть, можно ли через него попасть на улицу? Или там все намертво заколочено еще со времен пролетарской революции, которая, как известно, поставила крест на всяких там черных ходах, галошах и прочей ерунде, относящейся к буржуазным пережиткам?

      Если черного хода нет, значит, все время, что Инна ждала на кухне уже мертвую Любовь Ивановну, а потом на ощупь брела по коридору, а потом металась с мокрой от паники и страха спиной, тот человек оставался в доме. Может быть, он вышел на лестницу и поднялся на последний этаж, а может, затаился в темных глубинах квартиры, но он все время был рядом . Так близко, что Инна могла бы его увидеть – как того, что с такой настойчивостью рассматривал ее на мухинских поминках, если бы догадалась посмотреть вверх.

      А если этот и есть тот?..

      От этой мысли ее вдруг чуть не вырвало.

      Нет. Думать она будет потом, когда немного успокоится и Осип привезет ее домой, в ее «охраняемую зону», за забор, где сегодня днем неизвестно зачем стояла темная машина!

      Инна покосилась на газеты, разбросанные по сиденью.

      Чего бы только она не дала, чтобы синие, как жилы, крючки шариковой ручки не складывались в ее фамилию – Селиверстова, но фамилия по-прежнему была