Мадонна и свиньи. Анатолий Субботин

рассказы. И они ждут от тебя новых историй, а ты молчишь или начинаешь повторяться. Но повторение не приносит процентов, и тебе не прожить подобно ростовщику. И ты должен снова отправиться в путешествие, и возможно, лишиться своих товаров, пользы и здоровья, умереть, но добыть им новую историю”.

      Я удивился не столько голосу, сколько им высказанному взгляду на цель путешествий и на богатство. И я не знал, что это: откровение Аллаха или происки искусителя. Тем не менее, этот странный вывод в пользу странствий перевесил все веские аргументы “против”. Он показался мне настолько убедительным, что я тут же начал сборы.

      Я отобрал из тех, что у меня были, и еще прикупил товаров – для торговли и обмена. Ткани, ковры, серебряная посуда, недорогие женские украшения, изделия из кожи, мечи и кинжала, вино, оливковое масло – весь этот груз, упакованный в тюки и разлитый в бурдюки, мог нести лишь караван не менее чем из 20-ти верблюдов. Сюда же вошло и большое количество провианта в сухом и свежем виде, чтобы было что покушать, ибо никакие страдания меня так не страшат, как муки голода. Кроме того, я захватил 10 тысяч динаров и 20 тысяч дирхемов. А сопровождали меня трое слуг-помощников.

      На попутном корабле я спустился вниз по Тигру и благополучно достиг города Басры. Там я присмотрел другой корабль, более крупного (морского) сложения, и наняв его, перегрузил туда свои товары. Затем я отправился в хан на поиски спутников, таких же как я купцов, и вела меня старая истина, говорящая, что путешествовать веселей и безопасней коллективом. И как я предполагал, мне быстро удалось встретить таких людей, поскольку Басра – это перекресток мира и прямая дорога к островам обогащения. Мы познакомились и подружились и выпили за успех нашего предприятия много вина. А на следующий день мы зафрахтовали еще два корабля, теперь с моим их стало три, и они, построясь караваном, покинули гавань.

      Опасаясь нападения разбойников и людей без Аллаха в голове, промышляющих вдоль всего побережья Персов, мы решили удалиться от обычного курса кораблей и держаться противоположного берега. Некоторое время плаванье наше было спокойным и веселым. Новый путь радовал нас, и нас удивляло, как до этого не додумались другие, ибо там мы не встретили ни одного корабля. Но через две недели ветер, дующий с суши, вдруг превратился в пламя, и горячее дыхание аравийских пустынь охватило нас. И хотя берега не было видно, и мы еще глубже повернули в море, мы никак не могли освободиться от этого дыхания. Пресная вода, которая была у нас с собой, быстро испортилась, и мы пили тухлую воду, и наши животы стали нам как чужие. Тогда мы перешли на вино, но при такой жаре вино набралось крепости и мощи, и многие перестали узнавать друг друга и понимать, где они находятся. И капитан запретил утолять жажду влагой безумия, и мы плыли в жажде и тоске, и мысль, что наши дни сочтены, не оставляла нас.

      А в один раскаленный полдень, когда мы искали спасения в тревожной послеобеденной дремоте, нас вдруг разбудил крик впередсмотрящего. “Верблюды! – закричал тот из своей бочки, прикрепленной к мачте. –