День божьих коровок. Ольга Неподоба

опустив голову, уныло сидел перед миской, смотрел то на нее, то на меня, но к еде не прикасался. Некогда меньшой в своей команде, он уже изрядно постарел, один глаз подзатянулся бельмом, некогда черная как смоль кудрявая шкура поседела. Полупудель страшно похудел за последние дни, а я совсем не обращал на это никакого внимания.

      И тут меня осенило и дошло, почему пес так пронзительно смотрит на меня.

      Он… бедняга… не может есть ПЕРВЫМ. Он привык быть последним в стае, но так случилось, что ПОСЛЕДНИЙ остался единственным, следовательно теперь – первым. Но его мозг отказывался это принять.

      Я взял миску, поковырял в ней ложкой и… отошел в сторону.

      Пес тут же кинулся к миске, начал жадно хватать пищу, заглатывал кусками, ел взахлеб так, как едят только крайне изголодавшиеся живые существа.

      Меня едва не прошибло на слезу, в горле застрял ком, которым я чуть не поперхнулся.

      Теперь я стал старшим в его стае… Я «поел», и теперь он может позволить себе поесть сам…

      И вдруг мне пришло в голову, что этот никогда никем не любимый пес-ошибка – последний и единственный свидетель полутора десятков лет моей жизни!!! Столько времени прошло, свершилось столько событий – целая эпоха, громадный пласт жизни, который навсегда улетел в прошлое.

      И вот я вижу эту ЭПОХУ в воплощении одного несчастного пса, жадно поедающего еду из миски.

      Всегда последнего.

      Он смиренно и достойно воспринимал СВОЕ МЕСТО в этой жизни и ценил его, каким бы оно ни было. И держался за него – до последнего! Возможно, и не надеясь на то, что когда-нибудь заметят, что он вовсе не хуже других, когда-нибудь полюбят, приласкают от души и вдоволь наговорят добрых слов.

      Я смотрел на него и думал – а что еще осталось от целой эпохи? Кроме старого седого пса?

      И был ли я сколько-нибудь счастливее его, было ли у меня самого – СВОЕ МЕСТО в жизни на самом деле? Или мне это только казалось.

      Планета рушилась на глазах.

      Хотя я всячески убеждал себя, что ничего не происходит. Все хорошо, я просто себя накручиваю. Куда она денется? ОНА ЖЕ ПЛАНЕТА!

      Но тем не менее постепенно и неумолимо Планета погибала – сотрясались и лопались материки, наступали океаны. Ее обломки разлетались в космос, а я продолжал убеждать себя, что ничего особенного не происходит.

      Отношения с женой были холоднее льда, дети подросли и как-то отстранились, уже жили своей собственной жизнью. Наша любимая теща нашла какого-то бравого военного пенсионера в пригороде и собиралась переехать к нему на житие. Но все-таки что-то живое оставалось на нашей Планете, не позволявшее ей разлететься окончательно.

      Еще я четко осознал одну простую мысль, которая периодически пыталась пробиться сквозь стену моей железобетонной самоуверенности, но я гнал и гнал ее прочь. Она так вошла в мою душу, что более отворачиваться от нее