Стихи разных лет. Валерий Большаков

последний?

      – Я, касатка.

      – Что, бабуся, тяжело?

      – Ох, голубушка, несладко,

      да дают по два десятка,

      слава богу,

      повезло…

      – Кто последний?

      – …

      – Все хотят быть первыми.

      – Будете стоять?

      – Я, да.

      – Я отойду в рыбный, за консервами.

      – Вперед лезут и лезут без стыда.

      – Скажите, чтобы не отпускали.

      – А вы, гражданин, за кем стояли?

      – Надо дожидаться следующего.

      – Вызовите заведующего!

      – Говорят, осталось ящика два.

      – Хватит.

      – Вот темпы! Едва-едва.

      – Девушка, живее ради бога!

      – Я одна, а вас много.

      – На покупателя плюют!!!

      – Кто последний?

      Что дают?

      В домах глазницы окон ожили:

      Жильцы позажигали свет.

      Мгновенно уничтожили

      кто ужин, кто обед.

      И за дела.

      Ведь дел всегда хватает,

      А времени и сил всегда в обрез.

      И долгий зимний вечер, как экспресс,

      Почти без остановок пролетает

      В ночь.

      Гаснет свет. Смолкает шум.

      То не провал, а склон пологий.

      Расслабься.

      Отдохни от дум.

      Забудь тревоги.

      И окунись в глубокий сон.

      Почувствуй радость очищенья.

      Ведь завтра вновь под колесо,

      Под дня вращенье:

      Тик-так.

      Стрелок круги.

      Ночь – тьма. День – полосат.

      Итак,

      как ни беги,

      В сутках 24 часа.

      Пролетают стаей уток

      в год три с лишним сотни суток.

      Несколько десятков лет —

      Жизнь: «ау!»… —

      Пропал и след.

      Но мы с тобой живы еще, однолетка.

      Латаем свои и Госплановы дыры.

      Работа. Зарплата. Жилплощади клетка

      Да кухонный гам коммунальной квартиры.

      Да дети, которым твердится одно:

      Вот вам в коммунизме пожить суждено.

      Пока же – военной угрозы надгробность.

      Газеты словесную сыплют руду.

      И кто-то твою измеряет способность,

      Чтоб два раза в месяц воздать по труду.

      И что-то жестокими мерками ГОСТа

      Во всем, даже в мыслях, наводит порядок.

      А страсти бурлят. Накипает короста —

      Слепой, протестующе-горький осадок.

      И к чувствам наивного детства вернуться

      Вдруг тянет:

      Быть искренним,

      не лицемерить.

      И хочется, глянув на жизнь, отвернуться

      И плюнуть на все, —

      и по-новому верить.

      Но чуть повернешься к ней задом иль боком,

      Условности бить начинают умело.

      И думать забудешь о чем-то высоком.

      И вынужден ты разменяться на мелочь.

      А мелочь списать не сумеет никак

      Приходно-расходная книга твоя.

      И просто покатишься, как пятак:

      «Звеня и чуть-чуть подпрыгивая».

      Орел