В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года. Моисей Слуцкий

образом: на некотором расстоянии от операционного стола находилось ведро с раствором карболки; служитель посредством большого пульверизатора пускал «шпре», то есть мельчайший дождь этого раствора, который орошал операционное поле, руки и инструменты оператора, перевязочный материал и проч. Однако эта «медаль» имела и оборотную сторону: хирургу приходилось работать иногда при нескольких последовательных операциях довольно продолжительное время, вдыхая воздух, пропитанный карболкой, что влекло за собою хроническое отравление и преждевременную смерть лучших мировых хирургов. И антисептика стала этапом к введению «асептики», то есть к применению идеальной чистоты во всём, что приходит в соприкосновение с раной – педантичной чистке рук хирурга и его помощников, «стерилизации» инструментов и перевязочного материала (очищение их перегретым паром). Асептика была введена у нас в больнице гораздо позже, когда я уже был главным врачом, и хирургическим отделением заведовал д-р Стратиевский.

      Справедливость требует сказать, что задолго до Листера, в 1850 году, молодой малоизвестный немецкий врач Земмельвейс высказал смелую мысль, что хирургические больные и особенно родильницы отравляются врачами и студентами их грязными руками, инструментами, наконечником ирригатора и т.п. Но это идея была встречена медицинским миром весьма враждебно: не хотели допустить, чтобы врачи могли убить своих пациентов. И нужен был высокий авторитет Листера, чтобы разрушить рутину. Впрочем, ещё при мне один известный хирург провинциального университета относился иронически к новому методу, который он рассматривал как «моду». «А ну, Иван, пужай бактерию», – говорил он в шуточном тоне служителю, приказывая ему пускать «шпре».

      Так мирно и безмятежно протекли пять лет. Настал II семестр, – осень 1875 года, время окончательных экзаменов, которые прошли вполне благополучно.

      В один прекрасный вечер в конце декабря мы были вызваны в университет. Декан Зарубин дал нам подписать «факультетское обещание», по которому мы обязались не выдавать семейных тайн наших пациентов, не поносить других врачей и т.д. И вручил нам временные свидетельства на звание врача. Он поздравил нас и послал нам лучшие пожелания в нашей будущей деятельности.

      Что я чувствовал, когда с волнением принял диплом врача? Я испытывал чувство весьма сложное и неопределённое. С одной стороны, я сознавал, что в жизни моей произошёл перелом, что я уже не учащийся, а человек, получивший почётное и ответственное звание врача; с другой стороны, меня пугала неизвестная будущность. Дело в том, что, как я уже упомянул, с материальной стороны мне жилось в университете очень хорошо: я имел у богатых родственников хорошо оплачиваемые уроки, которые давали мне возможность не только жить удобно, но на каникулы ездить в первые годы моего студенчества в Кишинёв, а позже, по семейным обстоятельствам, за границу. Теперь этот источник доходов (уроки) прекратился; ибо не подобает врачу заниматься уроками. Нужно