Гадко. Грустно. Глумливо. Сборник рассказов. Ольга Красова

шёл против любой системы, против её среды обитания, против чужеядных живых организмов, населяющих её. Борис Вылез, он же крепкий Олежек, как его величали до операции по неперемене пола, всегда был бунтарём и ходоком наперекор.

      Один рывок – и каска с громким хрустом долой с головы. Растревоженная экосистема посыпалась в урну. Борис удовлетворённо крякнул, выскоблил из каски остатки и останки некогда сплочённого единства, определил её на сгиб локтя и зашагал в сторону двери с надписью «парикмахерская».

      – Кошмар ему приснился. – смущённо приглаживая вскосмаченные волосы, доложил Борису выходящий из парикмахерской мужик.

      Борис понимающе кивнул и вошёл внутрь. Снулый, прихрапывающий на ходу старик ткнул пальцем в единственное кресло. Борис умостился, покоряясь престарелому парикмахеру. Старый – значит, опытный, помнил Борис. Старик оросил из распылителя опрелые волосины Бориса, широко, с щелчком зубных протезов, зевнул, положил свою воробьиную головку на клиентову макушку, руками обвил его же шею и уснул. Голова его беспокойно ворочалась на темечке Бориса, нос сопел, губы причмокивали, выдували пенные пузыри или пускали скользкие тёплые струйки. Борис рефлективно брыкнул ногой – старик, подслеповато щурясь, встрепенулся.

      – Жена снилась. Дай, говорит, обниму тебя. И тянется, объятия пластает. А я…я отбиваюсь. Уйди, мол. – полусонно бормочет старик и всхлипывает.

      Руки его водят по Борисовым вискам, макушке, затылку. Гладят, ощипывают лишнее, секущееся.

      А мне, оказывается, идёт «под пажа», удовлетворённо кивает Борис своему отражению в зеркале.

      – А ты, сынок, когда прощаешься по телефону с собеседником, ждёшь его ответного «бывай» или ложишь трубку после своего? – вдруг спрашивает старик. И смотрит испытывающе.

      – Хм. Пожалуй, кладу сразу. Из-за шума, из-за грохота говорю только по делу и отключаюсь. Ни к чему лишние звуки.

      – Лишние звуки, говоришь? Хе-хе. Лишнего ничего не бывает. Так-то. – веско шамкает старик и протягивает ладонь-ковшик.

      Борис наполняет ковшик мелочью.

      – Папаша, а где у вас тут можно потанцевать под Алексея Глызина?

      – Везде! – угрожающе гаркает цирюльник и, похныкивая, ковыляет куда-то вглубь своего затрапезного барбершопа.

      Помещение диско-клуба зыбится дёргающимися телами, принуждённым смехом и сигаретными кольцами. Алексей Глызин изводяще гнусавит из динамиков, теряя чувство меры.

      Ты не ангел, но для меня, но для меня…

      Ты стала святой!

      Борис вторит припеву. Также самозабвенно. И тотчас замечает её.

      Субтильная девушка с тугим президиумным «улеем» на голове и массивными патронташами на бёдрах и талии заказывает в баре пиво. С бутылкой направляется в сторону WC, откуда почти сразу выходит. Бутылка уже пустая. И так повторяется трижды. Ты не ангел, скулит Борис себе под нос, глядя на девицу. Глызин вселяет уверенность