Влечение. Истории любви. Ирада Вовненко

собой, а нажать на красную кнопку размером с тарелку, мужчина не додумался, пусть и проработал всю жизнь учителем английского.

      Далее разумный и самодостаточный человек позволил себе допить шампанское, спокойно устроился в кровати, когда-то части бабушкиного приданого, с новой книгой Памука и с удовольствием читал около часа перед сном.

      Человек отметил ровно в полночь возвращение взрослой дочери – вот и все кареты превратились в тыквы, подумал умиротворенно и наконец заснул.

      Никакие сны разумного человека не беспокоили, и утром он проснулся полный энергии и сил, и уж, естественно, никак не предполагал, что через несколько часов окажется в сильных объятиях детского доктора Олега, опять выбравшего сплошь черный цвет.

      Руки его окажутся очень теплыми и чуть шершавыми, губы сухими и настойчивыми, растительность на груди будет почти отсутствовать, а носки он снимет.

      А глаза он не закроет, и можно будет разобрать, что они не карие, а густо-серые, цвет мокрого асфальта, когда-то популярный у владельцев отечественных автомобилей.

      Анна будет что-то говорить, объяснять, большой недостаток – в минуты сильного волнения не может молчать, чуть выпуская из себя эмоции, разбрызгивая слова в разные стороны, и скажет обязательное: «Мы не должны», и повторит несколько раз «я не могу», и со стоном «прости меня», и другие вещи.

      Но потом он нежно закроет широкой ладонью ее беспокойный рот, пустую воронку, и она замолчит, поцелует в линию жизни, в самую середину, и будет просто отражаться в его глазах, густо-серых, заставив себя забыть, кто отражался в них до нее.

      И он скажет «никогда раньше», и он скажет «меньше всего от себя ожидал», и повторит несколько раз ее имя, уже без отчества.

      Потом он уйдет и унесет с собой любимый черный цвет, оставив Анне смятение. Не черное, нет. Ослепительное просто. Без определенного цвета.

      Светлана пришла вечером того дня, открыла дверь ключом, как обычно, бесконечно долго стягивала в прихожей ботинки, расправляла особым образом широкие шнурки, немедленно протирала заляпанные весенней слякотью носы влажной тряпкой.

      Анна, желая убежать от своих мыслей, охотно бросилась вспоминать, как расстроился брак ее двоюродного деда с хорошей женщиной, зубным техником. Они поженились уже довольно пожилыми людьми и разошлись со скандалом всего через три месяца, или даже через два. Дедушка запальчиво рассказывал семье, розовея лысиной, что зубной техник абсолютно не состоялась как хозяйка: «Она, вообразите, чистит обувь утром, а не вечером и ставит кастрюли в раковину, когда нужно мыть их на весу!»

      Светлана заглянула в комнату Анны, слабо пошевелила рукой; мать, заливаясь всеми красками стыда, спросила:

      – Есть будешь? Есть остатки плова, я разогрею…

      Дочь отказалась.

      Внезапно до Анны дошло, что плов она готовила только вчера. Вчера, когда еще все было правильно. Вчера, когда она еще твердо стояла на ногах, вдалеке от