Рыбка в клетке. Лина Луисаф

предлагая спутнице сесть. Я, как заложено в моей природе, мимоходом и неосознанно отмечаю в ней недостатки: слишком яркая блуза, неподходящие туфли, вызывающий при ее бледности макияж. Наряд настолько пестрый, что завораживает своим варварством – как те яркие рисунки на щитах древних воинов, призванные отвлекать внимание. Невольно прослеживаю рисунок узора и останавливаюсь только в районе бедра. Так вот каково его предназначение. Проверяю время.

      Семь.

      Пашка.

      Он вырос. Вытянулся и вверх, и вширь. Раздался в плечах и бедрах. Смягчились скулы, отяжелел, заострился подбородок. Оттопыренные уши присмирели, прижались плотно к голове. Волосы коротко острижены, торчат зло и ершисто. Линия губ четкая – плюс в мужчине, когда и верхняя, и нижняя губа явно очерчены и не теряются на подбородке. Красивый, прямой, не плоский нос. Глаза прищурены. Не помню, чтобы раньше так щурился – будто плохо видит. И не помню, чтобы раньше так на него реагировала – будто вихрь в душе поднялся.

      – Не опоздал?

      – Пунктуален как король. Здравствуй, Паша.

      – Привет, Ален.

      Мы обнимаемся – получается как-то само собой, и он отодвигает мне стул. Не изменился. А я? Заметил? Или еще не успел? Намекнуть, чтобы пригляделся?

      – Ты повзрослел. Не узнала бы, если б случайно встретила.

      – Ты тоже изменилась. Выглядишь отлично, как модель.

      Не заметил.

      – Ты уже заказала?

      – Нет, ждала тебя.

      – Давай возьмем что-нибудь поесть? Здесь долго готовят, но говорят, прилично.

      – Конечно.

      Разглядываю его исподтишка. Вот кому не занимать уверенности: движения ровные, спокойный разворот плеч, гладкий, без морщин лоб. Когда переворачивает меню, вижу татуировку на ребре ладони: восьмерка – три нуля – восьмерка. Да, так и должно быть, это тот образ, который я приблизительно составила в своей голове: человек, для которого сегодняшний день и сегодняшний выход в свет – не событие, а рутина. Однажды я стану такой же, как он – непоколебимо спокойной и уверенной в себе, повидавшей и пережившей столько, что такая мелочь, как встреча с одноклассником, не будет чем-то выдающимся. Но подумать только – чем он занимался, пока я сидела на месте? Это должно быть что-то невероятное, что-то захватывающее дух, что-то удивительное настолько, что мне будет даже сложно представить.

      – Что ты делал после девятого класса? Ты тогда даже не сказал никому. Мы только в сентябре узнали, что не будешь с нами учиться.

      – В техникум пошел, потом в армию. После дембеля нашел работу, с нашими снова связался. А ты, говорят, все контакты оборвала. Едва тебя нашел.

      – Да, я почти ни с кем не вижусь, только если случайно встретимся. Как они сейчас?

      – Хорошо, Камила в Москве, на новостной канал устроилась. Костян в Германии, учится в магистратуре, там же работает. Кто еще? Ксюша замуж вышла, в июле второго родит. Темыч тоже женился, недавно вот, сейчас они на Кипре, гуляют…

      Некоторые