Любимец моих дьяволов. Ева Мелоди

Штаховский молча открывает дверь, залетаю внутрь и бегу к своей комнате.

      Он идет за мной.

      – Мы должны поговорить. Слушай, я конечно перегнул палку… – начинает, заходя в мою комнату. В ответ делаю резкий выпад ему на встречу и плюю в лицо.

      – Убирайся из моей комнаты, урод!

      Не хочу разбираться сейчас насколько виноват или нет Якоб. Он привез меня домой, ничего не случилось… Но могло. Возможно, его появление спасло меня. А может он тоже принимал участие в плане, вместе с Глебом и Светкой. Чтобы унизить меня. Я уже ни в чем и ни в ком не была уверена. Предательство подруги, насилие со стороны незнакомого парня, и Якоб – последняя капля, которая сломала меня. Едва сдерживаюсь, чтобы не разгромить свою комнату. Меня трясет как в лихорадке. Чей на мне свитер? Стаскиваю его через голову и бросаю за порог. Набрасываю на себя первую попавшуюся шмотку, какое-то платье. Постояв немного, иду за выброшенным свитером, хватаю ножницы и начинаю резать на мелкие кусочки, вымещая на нем всю свою злобу. Рука срывается и задеваю левую ладонь острым краем ножниц. Невыносимо печет, выступает кровь. Колени тоже саднят нестерпимо, только сейчас вспоминаю что упала. Мне страшно посмотреть на них, ненавижу вид крови. Слабачка. Всегда и во всем. Жалкое изнеженное существо. Вытираю едкие слезы злости на саму себя. И тут снова входит Якоб.

      Смотрю с бешеной яростью, представляя как втыкаю ножницы ему в живот.

      «Но и на это у тебя кишка тонка», – язвительно корю себя. Нет, конечно же я не собираюсь причинять ему физический вред. Но сейчас такие мысли помогают удержаться на плаву, не расклеиться окончательно, показав себя реальную – жалкую, испуганную. Такого позора мне не вынести.

      – Только попробуй повторить, – произносит резко Якоб, глядя мне в лицо. Видимо, плевок ему не понравился, думаю про себя с удовлетворением. Хоть на секунду легче от этого. – Иначе выпорю, – голос, точно удар плетью. – Иди сюда, надо обработать раны.

      – Не смей ко мне подходить!

      – Ой, вот только не надо из себя жертву насилия ломать. Иначе точно выпорю. Руки так и чешутся, – рявкает парень. – Сама в клуб поперлась, шалаву в подружки взяла, жопой в коротком платье крутила. Ты думала, тобой все восхищаются? Нет, детка. Восхищаться твоими навыками будут на конкурсе танцев. А там, в клубе, все только про трах думают, и за этим туда идут. Тебе папочка об этом не рассказывал? Бедная малышка. Но ведь и ты сплоховала – разве сказала папочке куда идешь? Или моим родителям? – последние слова точно плеть рассекают воздух, а Якоб подходит вплотную, хватает меня за талию и как ребенка сажает на комод.

      – Ты понимаешь, что подставила мою семью? А если бы с тобой что случилось? Герман с них бы спросил по полной. Ты просто грязная маленькая сучка, у которой чешется. А я показал тебе твое место. Но ты целехонька. Все при своем. Ну, кроме Глеба… И ты еще плевать в меня будешь, сучара? – рычит мне в лицо Штаховский, стискивая правой рукой мой подбородок. А меня пронзает мысль какие у него безумно красивые руки. Длинные пальцы, широкие ладони… Более глупой вещи, о которой можно подумать в данной