Олигофрен. Гали Манаб

к ней, хотел ее обнять, а она удивилась:

      – Ты что, – спрашивает, – Мишенька? – А потом отпрыгнула от меня, будто я хотел ей что плохое сделать. Она даже испугалась и говорит:

      – Нельзя, – говорит, – этого делать. Спасибо тебе, за помощь, иди, спать.

      Я хотел ей что-то сказать, но почему-то ничего не сказал. Ушел. Потом долго не спал, все прислушивался, как она там все шумела пакетами, потом слышал как она гремела чашками, мыла их и ставила на место в шкаф, а потом она курила. Потом услышал шаги по коридору, к ней пришел охранник Паша. Я слышал, как она обрадовалась, смеялась. Потом они долго сидели, разговаривали. А потом я не услышал, как охранник Паша ушел. Стало так тихо. И дверь не услышал как закрывали. Я встал и в чем был, в трусах и маечке, тихонечко подошел к раздевалке. Дверь в раздевалку была закрыта, но там тихо шуршали. Я тихонечко приоткрыл дверь и совсем обалдел. Маша совсем голая, почему-то вдвое согнутая на спине лежала, а ноги она свесила на плечи охраннику Паше. А охранник Паша с голой попой лежал на ней и дрыгался. Мне показалось, что Маше больно, потому что она тихонечко стонала. Я только хотел, было зайти, но тут услышал как Маша просящим голосом прошептала:

      – Еще, еще, любовь моя.

      А охранник Паша пыхтел, почти кричал и еще больше дрыгался на ней.

      Меня затошнило, и стало больно внизу живота. И почему-то в штанах у меня зашевелилось, а потом невыносимо больно уперлось мне в трусы. Я схватил его и от боли присел на корточки, но взгляда не мог оторвать от происходящего в раздевалке. Мне было почему-то и плохо, и в то же время мне хотелось и хотелось смотреть на это. Я почему-то начал теребить, то что у меня в руке. А он набух у меня, и было очень приятно. Я смотрел во все глаза на них, боялся и хотел, чтобы это не кончалось. А потом Маша вскрикнула, голову откинула, а охранник Паша шепчет ей так громко:

      – Теперь давай ты, моя хорошая.

      Потом они поменялись местами. Охранник Паша растянулся на спину, а Маша присела у него между ног, рукой собрала распущенные волосы, наклонилась и начала языком лизать его эту штуку. А мне показалось, будто она у меня лижет. И когда она взяла в рот его эту штуку, я чуть было не закричал. Я еле сдержался. Тихонечко, как мог, встал и побежал в туалет, сильно схватив то, что у меня между ног. В туалете, сняв трусы, я обалдел. Все трусы у меня были в клею. И клей этот выходил из меня, словно я писаю клеем. Я быстренько снял трусы, застирал под краном, тут же одел их и тихонечко побежал в спальню. За всю ночь я не мог оторвать руки от своей штучки, теребил его и теребил. Все представлял, как мне его Маша брала в рот и сосала. От этого еще несколько раз он у меня набухал, а потом опять выходил клей. И я успокаивался.

      Утром, проснувшись раньше всех, взял запасные трусы и побежал в душ. В душе я опять вспомнил то, что увидел ночью, и все заново повторил, будто я с Машей. Потом помылся, надел чистые трусы, а грязные выбросил в мусорное ведро.

      С тех пор я не мог заснуть, пока не делал это. Каждую ночь перед сном я представлял, как Маша ко мне приходит и проделывает это со мной. Теперь этого