Дом Поэта. Лидия Чуковская

считалось пятеро, и даже шестеро – один, по определению Надежды Яковлевны, лишний. Но Надежда Яковлевна пока еще в союз не входит. На странице 81 [76] читаем: «С гибелью Гумилева рухнуло “мы”, кончилось содружество». Однако союз не распался, а на странице 257 [236] возник – уже не в качестве содружества поэтов, именовавших себя акмеистами, а в другом, пожалуй более значительном.

      «В Царском Селе, на террасе частного пансиончика, без слов и объяснений был заключен наш тройственный союз»; «что бы его ни омрачало, мы – все трое оставались ему верны» 257 [236].

      Ахматова, Мандельштам, Надежда Яковлевна. «Мы трое».

      Как узнает читатель на предыдущих страницах, – «мы» после гибели Мандельштама сузилось, но не исчезло; вместо «мы трое» возникли «мы двое»: Надежда Яковлевна и Анна Ахматова (257–258) [236].

      «Их было двое»… «Нас было трое и только трое». «Мы». «Нас».

      Таким образом, имя «Надежда Мандельштам» стоит на обложке как псевдоним, незримо, настойчиво, хотя и прикрыто, вбирающий в себя еще два имени.

      Что же объединяло их? Двоих, потом троих, потом снова двоих?

      В отличие от Ахматовой, Гумилева и Мандельштама, за Надеждой Яковлевной, сколько мне известно, стихов не водилось. В чем же основа союза?

      Были бы это просто дружеские чувства, вполне естественные между мужем и женой, между супругами и Анной Ахматовой, между Анной Андреевной и Надеждой Яковлевной, до гибели Осипа Эмильевича и после – никаких вопросов у меня не возникало бы. Дружбу между Анной Андреевной и Надеждой Яковлевной я, как и многие, наблюдала сама и не покушаюсь ее оспаривать. Но меня занимает иное. Надежда Яковлевна претендует на союзничество с поэтами. Она, Анна Ахматова и Осип Мандельштам заключили некий тройственный союз. Читателям предлагается глядеть на мир глазами этих троих союзников. В чем же была основа союза? И какую роль играла в тройственном союзе Надежда Яковлевна?

      «Зачем я тебе нужна? – спрашивала я Мандельштама». Поэт отвечал по-разному, но однажды ответил так: «Ты в меня веришь» (257) [236].

      От Анны Ахматовой через много лет Надежда Яковлевна услышала те же слова:

      «– Вы, Надя, ведь всегда в меня верили» (257–258) [236].

      «Этим людям, твердо и смолоду знавшим свое назначение, нужна была дружба женщины, – поясняет Надежда Яковлевна, – которую они сами с голосу научили схватывать стихи».

      Для поэта «…один настоящий читатель, вернее слушатель, дороже всех хвалителей».

      Он более нужен поэту, «чем целая толпа почитателей» (258) [236].

      Теперь все понятно. Надежда Яковлевна была единственным настоящим слушателем.

      Ахматова и Мандельштам создавали стихи, а Надежда Яковлевна с голоса схватывала их и тут же оценивала.

      Ответственное занятие. Большая роль.

      Они научили ее самому главному, в чем нуждается каждый поэт: восприимчивости, пониманию.

      Они творили – она оценивала.

      Вот откуда «наш тройственный союз». Вот почему местоимениями «мы», «нам», «нас» пестрит