Не завидуй себе. Агата Ашу

Теперь всё понятно. Видимо, поэтому при первом знакомстве на секунду подумала: «Какой неприятный». Ну что ж, приступим к обороне).

      Рука Вершинского по-хозяйски поползла вверх под юбку. Алёна, нисколько не смущаясь, с пренебрежением взяла двумя пальцами манжет его рукава и плавно перенесла шаловливую ручонку на поверхность стола.

      В дверь без стука зашла сотрудница. Начальник вздрогнул, как двоечник, которого застали за списыванием. Не здороваясь, та сказала:

      – Геннадий Андреевич, вас срочно вызывает директор.

      – (Спасительница! – усмехнулась Алёна и встала. – Понятно. Рядом с ним садиться нельзя: только напротив), – установила она свое первое правило для общения в новых стенах.

      – Алёна Владимировна, – подчеркнуто официально обратился к ней Вершинский, вставая. – По моему опыту вызов к руководству может затянуться надолго. Давайте встретимся завтра днем где-нибудь в центре города. Я вам позвоню вечерком, если не возражаете.

      – Конечно. С нетерпением жду звонка, – с улыбкой ответила она, стараясь не выдать своего отвращения. – (Как бы сделать так, чтобы с волками жить, а по-волчьи не выть? Вот в чем вопрос).

* * *

      На следующий день свидание с Вершинским состоялось на Старом Арбате, около кондитерской ресторана «Прага», так они договорились по телефону. У Афони, сына Алёны, в детском саду был карантин, поэтому пришлось взять ребенка с собой. Мальчик с удовольствием рассматривал перочинные ножики на самодельном прилавке, пока мама разговаривала с незнакомым дядей.

      Геннадий Андреевич предложил прогуляться по пешеходной улице, заставленной столами с сувенирами и мольбертами с картинами сомнительной художественной ценности. Было тепло, конец апреля. Они не спеша двигались между рядами матрёшек, обсуждая на ходу план новой статьи. Афоня застревал то у одного, то у другого киоска, и его периодически приходилось оттаскивать от разодетых в кокошники и косоворотки продавцов.

      Солнечное небо радовало глаз после затяжной зимы. Старый Арбат бурлил. Темные цвета зимних пальто сменились на яркие краски плащей. Продавцы зазывали покупать их самые лучшие на свете товары. Музыканты, оставшиеся без работы, пели и играли на инструментах всех времен и народов. Артисты декламировали, что в голову взбредет. День не был выходным, но выглядел праздничным.

      Алёна на секунду остановилась и прислушалась, указав Вершинскому на что-то подозрительное, происходящее в нескольких кварталах от них:

      – Что там случилось? Почему такой шум? – насторожилась она.

      Звуки орущей толпы и звон битого стекла неумолимо двигались им навстречу.

      – Понятия не имею, – Вершинский остановился. – Ах да, так сегодня же 20 апреля, – сообразил он.

      – Ну и что? День рождения Ленина через два дня, – глуповато предположила Алёна.

      – Урбанова, сегодня, по-моему…. если не ошибаюсь…. день рождения Гитлера, – он всегда мямлил, – а на дворе уже не ускорение, а перестройка. Это похоже на демонстрацию неофашистов с элементами погрома.

      – А