Нераскрытые тайны друг друга. Агата Ашу

я еще в булочную обещала заглянуть, в доме весь хлеб кончился).

      А как же выйти из магазина без чего-нибудь «к чаю»? Клюкву в сахаре и сушки для Афоньки, мармелада желейного – для мамули, пару-тройку пряников «Тульских» и печенья «Юбилейного» – для Алёшечки, а для себя, любимой, зефир, лучше в шоколаде, если всё это останется на прилавке перед закрытием магазина.

      В результате поздно вечером Алёна выползла из второго троллейбуса на остановке около СЭВа, как каракатица на скользких лапах, с трудом удерживая равновесие. Пакеты и сумки всё норовили выскользнуть из рук и очутиться в лучшем случае на ступеньках, а в худшем – на грязном мокром асфальте.

      – (Жалко, что я с Нахимовым не договорилась, чтобы он меня встретил. Сколько раз домой звонила: то занято, то никто не подходит. Трубку, что ли, плохо положили? Теперь буду тащиться тихим ходом вдоль Белого дома с руками до колен от тяжести. Слава богу, что хоть митингующих нет).

      Но не тут-то было. Перейдя Конюшковскую улицу, она уткнулась в патруль из нескольких солдат и омоновца, переминающихся с ноги на ногу на тротуаре около хлипкой баррикады.

      – Гражданка, здесь проход закрыт, – остановил ее один из них.

      – Ребят, вы что, с ума сошли? Что значит «закрыт»? Я живу в том доме, – она с трудом приподняла руку с сумками, чтобы указать на свой дом.

      – Предъявите, пожалуйста, документы.

      – Какие документы? Я с работы еду. Документы еще какие-то понадобились. Я во втором подъезде живу.

      – Девушка, мы всё понимаем, – обратился к ней не по-московски вежливый омоновец. – Но у нас приказ.

      – Так мне что, теперь с вами тут на улице ночевать?

      Солдаты с простыми крестьянскими лицами искренне рассмеялись.

      – Я не шучу. Вся замерзла. Видите, сентябрь какой… Дождь, холодрыга, как в ноябре. Какое сегодня число?

      – 23 сентября, – подумав с секунду, ответил патрульный и зачем-то добавил: – 1993 года.

      – Год я еще помню. Спасибо. Давайте по-человечески договоримся. Я пройду сейчас как есть, а завтра уже буду и с паспортом, и со всем набором, если хотите, – заскулила Урбанова, стараясь бить на жалость.

      – Мы не можем вас пропустить, – вступил в разговор щупленький солдатик, наверное, новобранец. – В Белом доме полно оружия. Они могут вас убить на этом отрезке тротуара.

      – И как я попаду домой?

      – Вам надо обойти вокруг, через парк Павлика Морозова.

      – Господа-товарищи, вы что, смеетесь? Посмотрите, уже одиннадцатый час. Вокруг полно всякого непонятного народа бродит. Вот там как раз со мной что-нибудь и случится!

      – У нас приказ, – стояли они на своем.

      Алёна тяжело вдохнула и отошла в сторону, прикидывая, как бы ей пробраться к дому. Руки замерзли, холодные пальцы судорожно вцепились в ручки тяжелых сумок и пластиковых пакетов. Она тоскливо взглянула на набережную и направилась к лестнице у основания моста.

      – Даже и не думайте, – прокричал ей вдогонку фактурный омоновец. – Мы за вас не отвечаем!

      Но Алёна, не обращая