Какое надувательство!. Джонатан Коу

Табита – выпрямилась как палка и ни единого слова никому не говорит. Мортимер замечает, что она то и дело посматривает на карманные часы и уже несколько раз просила кого-нибудь из лакеев проверить время по высоким напольным часам в вестибюле. Не считая этого, Табита совершенно неподвижна и не сводит глаз с Лоренса. Как будто чего-то ждет.

* * *

      Ребекка возвращается из больницы как раз к кофе. Она проскальзывает на свое место рядом с мужем и пожимает ему руку.

      – С нею все будет в порядке, – говорит она. – Медсестра Бэклан укладывает ее спать.

      Лоренс встает, стучит по столу десертной ложкой и провозглашает тост.

      – За Мортимера! – говорит он. – Счастья и здоровья ему еще на пятьдесят лет.

      По столовой разносятся приглушенные отголоски «Мортимер» и «счастья и здоровья», а гости допивают то, что еще осталось в бокалах. Раздается громкий довольный вздох, и кто-то произносит:

      – Ну что ж, это действительно был очень приятный вечер.

      Все головы поворачиваются. Голос принадлежит Табите.

      – Как приятно бывает оттуда выйти. Вы даже себе не представляете. Вот только… – Табита хмурится, на лицо наползает потерянная, подавленная гримаса. – Только… я вот думала, как хорошо было бы, если бы с нами сегодня мог быть Годфри.

      Повисает долгая пауза; в конечном счете нарушает ее не кто иной, как Лоренс, – с напускным добродушием он произносит:

      – Воистину. Воистину.

      – Он так любил Мортимера. Морти, вне всякого сомнения, был самым любимым его братом. Об этом он мне сам говорил, и очень часто. Он предпочитал Мортимера Лоренсу. У него не было в этом сомнений. – Табита снова хмурится и оглядывает весь стол. – Вот только интересно – почему?

      Ей не отвечает никто. Все опасаются встретиться с ней взглядами.

      – Я полагаю, потому что… Я полагаю, потому что он знал… что Мортимер никогда не намеревался убить его.

      Она наблюдает за лицами родственников, как бы ища в них подтверждения. Но их молчание абсолютно и проникнуто ужасом.

      Табита кладет салфетку на стол, отодвигает стул и с трудом поднимается на ноги.

      – Что ж, пора мне на боковую. По Лестничному холму на Одеяльную ярмарку, как говорила мне когда-то няня. – Она направляется к дверям, и уже трудно понять, обращается она к гостям или просто бормочет сама себе. – По длинной извилистой лестнице, по ступенькам поплыву я, помолюсь – и на боковую. – Табита оборачивается, и сомнений ни у кого не остается – следующий вопрос она задает брату – А ты еще читаешь молитвы на сон грядущий, Лоренс?

      Тот не отвечает.

      – Сегодня я бы на твоем месте прочла.

* * *

      Опустошенная, Ребекка откидывается на гору подушек. Она медленно разводит ноги и массирует бедро, снимая боль. Рядом, тяжело уткнувшись головой ей в плечо, уже засыпает Мортимер. Чтобы достичь оргазма, ему потребовалось почти сорок минут. С каждым разом все дольше и дольше; и хотя он в целом был очень нежным и внимательным любовником, Ребекка уже расценивает эти марафоны как