Какое надувательство!. Джонатан Коу

действий, время, все. Это только начало, понимаешь, только основа. Я могу замести все следы, сделать все совершенно неузнаваемым. Это только начало.

      – Хмм. – Патрик свел вместе пальцы и задумчиво поднес руки ко рту. – И что нам тогда остается? А остается книга оскорбительная, скандальная, мстительная по тону, очевидно написанная из злобы и даже местами – если не возражаешь – мелковатая.

      Я вздохнул с облегчением:

      – Так ты опубликуешь ее?

      – Думаю, да. При условии, что ты внесешь все необходимые исправления и, разумеется, припишешь какой-нибудь конец.

      – Безусловно. Я сейчас как раз над этим работаю и думаю, что-то появится уже… скоро. Очень скоро. – В нахлынувшем возбуждении я даже испытал к Патрику прилив какой-то нежности. – Знаешь, я просто был уверен, что сейчас такая книга – идеальна для рынка, но ты себе не представляешь, как мне было нужно, чтобы ты мне все это сказал.

      Я волновался, понимаешь, что она так отличается от моих остальных романов…

      – Ну, не так уж сильно она отличается, – отмахнулся он.

      – Ты думаешь?

      – Между этим и твоим последним романом, например, есть определенная стилистическая связь. Я сразу узнал твой голос. В ней во многом видны те же самые сильные твои стороны и те же самые…

      – Те же самые что? – спросил я, когда он оборвал фразу.

      – Прости?

      – Ты еще что-то хотел сказать. Те же самые сильные стороны и?..

      – О, да неважно. В самом деле неважно.

      – Те же самые слабости – вот что ты хотел сказать. Правда? Те же самые сильные стороны и те же самые слабости.

      – Ну, в общем, да, если хочешь знать.

      – А что это значит?

      – Ох, ну давай не будем сейчас об этом?

      – Хватит, Патрик, говори.

      – Ну… – Он встал и подошел к окну. Казалось, автостоянка и кирпичная стена его не вдохновляют. – Ты, наверное, уже не помнишь, о чем мы с тобой говорили в последний раз, верно? Наш с тобой последний разговор много лет назад?

      Я помнил очень отчетливо.

      – Да нет, сразу не припомню.

      – Мы много говорили о твоей работе. Много говорили о твоей прежней работе, твоей будущей работе, о том, над чем ты работал тогда, и я осмелился предложить тебе небольшой критический совет, который тебя, судя по всему, до определенной степени расстроил. Ты наверняка его не помнишь?

      Я помнил даже, в каком порядке он произносил тогда слова.

      – Боюсь, что точно сказать даже не могу.

      – Я высказал предположение… ладно, откровенно говоря, я предположил, что в твоих работах не хватает определенного элемента страстности. Не помнишь?

      – Даже отдаленно нет.

      – Не то чтобы само это предположение тебя обидело, нет. Но я пошел дальше и сказал – и вот здесь, наверное, проявил чуточку бестактности, – что, возможно, это объясняется тем, что определенного элемента страстности не хватает в… как бы выразиться?.. в твоей жизни. За неимением лучшего слова. – Он внимательно посмотрел на меня – настолько внимательно, что посчитал себя вправе спросить: – Ты ведь это