Какое надувательство!. Джонатан Коу

не стали. Кто-то обставил меня на десять штук. Сволочи. Я же просто уверен, что это станет хитом весеннего сезона.

      Казалось, нарушить последовавшее молчание будет нелегко. Патрик, глядя мимо меня, вытаращил глаза, как лягушка: судя по всему, он совершенно забыл, что я сижу перед ним.

      – Послушай, – наконец откашлялся я, подчеркнуто глядя на часы. – Мне уже в самом деле пора, у меня скоро еще одна встреча. Ты не мог бы мне хоть что-нибудь сказать о том, что я тебе прислал?..

      Взгляд Патрика медленно сфокусировался на мне. По лицу медленно расползлась мечтательная грустная улыбка. Кажется, он меня не услышал.

      – А может, опять-таки, все это и неважно, – сказал он. – Может, в мире происходят вещи и поважнее и мои крохотные проблемы не считаются. Все равно, вероятно, скоро война.

      – Война?

      – Уже похоже на то, разве нет? Британия и Франция отправляют все больше войск в Саудовскую Аравию. В воскресенье мы выдворяем всех этих людей из иракского посольства. А теперь и аятолла влез – зовет к священной войне против Штатов. – Патрика передернуло. – Точно тебе говорю: из этого моего кресла перспектива открывается довольно мрачная.

      – Ты хочешь сказать, что, как только начнутся боевые действия, в них ввяжется Израиль и, не успеем мы опомниться, ситуация на Ближнем Востоке обострится еще сильнее? А потом ООН не выдержит напряга, расколется – и перед нами снова замаячит не только холодная война, но и вероятность локального ядерного конфликта?

      Патрик одним только взглядом пожалел наивного меня.

      – Да я не об этом, – ответил он. – Я о том, что, если мы не выкинем в продажу биографию Саддама Хусейна за три-четыре ближайших месяца, на нас сможет срать любой издатель в этом городе. – Он посмотрел на меня, и в его глазах неожиданно блеснуло отчаяние. – Может, ты ее нам сделаешь? Что скажешь? Шесть недель на подготовку, за шесть недель напишешь. Двадцать тысяч сразу, если за нами останутся права на распространение за рубежом и сериализацию.

      – Патрик, я не верю своим ушам. – Я встал, пару раз прошелся по кабинету и посмотрел ему в лицо. – Не могу поверить, что ты – тот же человек, с которым мы о стольком разговаривали много лет назад. О… непреходящести великой литературы; о необходимости заглядывать за рубежи простой современности. Что же с тобой сейчас весь этот бизнес делает?

      Я заметил, что наконец привлек его внимание: лицо его обмякло, ясно, что мои слова попали в цель. И я решил надавить сильнее.

      – Ты ведь когда-то так верил в литературу, Патрик. Мне такой веры никогда не хватало. Я сидел на этом стуле и слушал тебя – и это было откровение. Ты учил меня вечным истинам. Тем ценностям, что передаются от поколения к поколению, из века в век и кодируются в великих плодах воображения каждой культуры. – Долго нести эту ахинею я не смогу, это точно. – Ты учил меня забывать о повседневных истинах, эфемерных истинах, истинах, что кажутся важными сегодня и забываются завтра. Ты заставил меня поверить в то, что есть истина выше всего этого. Вымысел,