Дочь генерала. Александр Петров

если можно.

      – Слушай, а чего ты так боишься?

      – Это не страх. Это – опыт. Что резво начинается, то быстро кончается.

      – Значит, ты не хочешь, чтобы кончилось?

      – Нет. Мне вообще нравится, когда только начинается и не кончается никогда.

      – И мне тоже.

      – Тогда все нормально. Мы пришли к полному кон… консоль…консенсусу!

      – И что дальше?

      – Мне стихи писать, тебе – слушать и оценивать. Ну, там, ежели пельмешки или еще чего из салатов – тоже не лишнее.

      – Ах ты… купец-молодец!

      – Да вот.

      – «Суров ты был. Ты в молодые годы учил рассудку страсти подчинять. Учил ты жить…»

      – Стоп! Там дальше галиматья. Не стоит ее повторять.

      – Счастье и свобода по-твоему галиматья?

      – В их понимании – да!

      – А есть другое? Не их?..

      – Есть.

      – Ты меня познакомишь?

      – Обязательно. А сейчас опять – шагом… Медленно, спокойно, тихо, …легко. Вот как эта процессия, – указал он на дорогу.

      Они шли вдоль газона с длинной цветочной клумбой. По ярко освещенной розовым светом дороге медленно ехала поливочная машина. Перед ней невысокий, но очень серьезный работник в желтой спецовке тянул шланг. Прямо на ходу, у очередной клумбы, из шланга начинала брызгать вода, вздымая вокруг мелкие брызги с густым цветочным ароматом. Со стороны выглядело так, будто погонщик ведет за хобот огромного механического слона. Почему так поздно? Видимо, им не хватило дня и вечера. А может, их наказали за какую провинность и заставили работать сверхурочно… Как бы там ни было, желтый мужичок со шлангом и поливочная машина делали свое дело серьезно, с чувством собственной значимости и глубоким осознанием производственной необходимости.

      – Сережа, – попросила девушка, – прочти что-нибудь для меня, а? Ну, как ты читал для Валентина.

      – Ладно, – иронично улыбнулся тот. – Сама напросилась… Помнишь, на вечере ты сидела за столом с каким-то меланхоличным мужиком?

      – Да это был Стасик, друг детства! Ну, что мне на ночь глядя одной что ли в собрания ходить? Да и кто меня отпустит?.. Зато, как услышала тебя, для меня весь мир перестал существовать…

      – Однако, между твоим воркованием с другом детства и моим выступлением я успел написать вот что… Называется «Пророчество любви»:

      Задарю тебя розами до ветра в кармане,

      Заговорю историями до отупенья,

      Закружу по аллеям цветущего парка,

      Зацелую в подъезде до боли в венах.

      Я не дам опомниться тебе до ЗАГСа,

      Ты очнешься от вихря уже в роддоме,

      И закружит пеленками новый танец

      В полубессонном материнском полоне.

      Потом я от тебя запью, загуляю,

      Влюбляясь в раскованных и красивых,

      А ты проплачешь мне: «Я тебя прощаю.

      Только ты не бросай нас, …любимый».

      Ты будешь в тот миг такой беззащитной,

      вероломно обманутой – куда уж дальше!

      Я почувствую себя подлым бандитом

      И полюблю тебя как никогда раньше.

      Неверность