Искатели счастья. Александр Петров

Отелло. Впрочем, я его понимал: приехал, понимаешь, городской пижон в «чухасах», кружит девкам головы, отвлекает от штатных женихов. Но вот что понравилось – после обмена дежурными ударами, спустя пять минут, мы стали друзьями, обнимаясь загорелыми ручищами, подшучивая друг над другом, вполне беззлобно.

      Потом, вернувшись домой, полтора месяца ходил, как на каторгу, на школьный факультатив. Десятый класс вообще запомнился необычной напряженностью. Мы все как-то сгруппировались, сосредоточились на выпускных и вступительных экзаменах. По рукам ходили затрепанные экзаменационные билеты. Наше положение усложнялось тем, что мы «попали» на эксперимент. Новые школьные учебники писали жутко заумные дядьки – академики, профессора… Чтобы понять, что они хотели до нас донести, текст нужно было перечитывать по нескольку раз. Даже учителя возмущались и относились к нашей новоявленной тупости снисходительно.

      Лешка однажды принес в школу красивую толстую книжку с цветными иллюстрациями. Это был американский учебник по физике, переведенный на русский язык. Предназначался он для спецшкол с углубленным изучением физики. Я выпросил его на пару недель, предложив взамен книгу «Америка слева и справа» Бориса Стрельникова. Лешка согласился. Читал я этот американский учебник и диву давался! Оказывается, можно и трудные вещи изложить легко и доступно. Но и это не всё! Я читал его с интересом, как детектив. До глубокой ночи, до ломоты в глазах! Вот она гениальность – в простоте и живом интересе!

      Каждый день мы с Лешкой обменивались впечатлениями: он о путешествиях наших журналистов по Америке, а я – про законы физики, изложенные американцами. Подобно Левше, повторявшему перед смертью: «Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят!» – Леша с гримасой боли на лице твердил: «Для американцев джинсы – это рабочая одежда, их даже заключенные носят!», или: «А в Америке стыки канализации не суриком, а свинцом заливают». Почти каждая такая беседа заканчивалась антисоветскими высказываниями. Хорошо, что не слышали нас родители. А то бы нам досталось. Только молодые дерзкие мозги не желали принимать вездесущую серую тупость советской действительности. Нам казалось, что из Америки, с Запада, «из-за бугра» придет избавление от нашего рабства.

      Всего несколько раз довелось мне пообщаться с Зоей, провожая девушку домой. Наши отношения утратили мучительную чувственность. Яркие летние впечатления несколько успокоили нас. Мы просто дружили – и нам обоим это принесло облегчение. Да и заботы о будущей взрослой жизни всё настойчивей вторгались в уходящее детство. Даже в наших с Зоей беседах темы эти встали на первый план. Что с нами будет дальше? Какая она – взрослая жизнь?

      И вообще, вопросы лезли мне в голову непрерывно. Кто я? Зачем? Кто вы, люди? Где вы? Почему почти всегда вокруг меня эти бетонные стены? Почему нас все время что-то разъединяет? И что это? Наша скука, пустота? Врожденное одиночество? Или это чья-то продуманная программа