Корни небес. Туллио Аволедо

таит в себе больше опасностей, чем ночь.

      Мы приближаемся к этой тени. Постепенно вырисовываются контуры длинного низкого строения, покрытого чем-то серым и мягким. Чем-то гигантским. Мне вспоминаются какие-то нелепые научно-фантастические фильмы, в которых громадное насекомое атакует город. В данном случае кажущийся попавшим сюда из другого мира предмет – это надутый мешок, по меньшей мере, в тридцать метров длиной и в четыре высотой. Гигантская улитка, тело которой гнется и колышется от порывов ветра.

      Я следую за остальными санями, которые направляются прямо на здание, как будто желая пробить его стену. Вид у этого строения суровый, почти военный: это впечатление усиливается металлическими стволами, торчащими из замурованных и превращенных в бойницы огромных окон, и мотками колючей проволоки, окружающей его, образуя неприступную ограду.

      Подняв в воздух снежную дугу, сани Дюрана останавливаются перед препятствием. Капитан соскакивает на землю, подняв руку. На мгновение я представляю себе стреляющие пулеметы и тело Дюрана, испещренное пулями.

      Потом на боковой стороне здания открывается металлическая дверь. Из нее выходит низкий коренастый человек. Или, может, он только низкий, а такое впечатление складывается из-за множества слоев одежды, надетой для защиты от сибирских холодов? Прилагательное «сибирский» теперь тоже принадлежит прошлому. В Сибири сейчас, может быть, теплее, чем в Риме. А может, ее вообще больше нет.

      Фигура приближается мелкими шажками, как будто боясь утонуть в снегу. Она останавливается перед Дюраном. Лицо скрыто под черной маской с зеркальным визором, капитан отражается в посеребренном пластике.

      Человек протягивает ему руку. Дюран жмет ее, водя вверх-вниз в движении, которого я не видел очень давно: настоящее рукопожатие. Теперь это архаизм. Они говорят негромко, а свист ветра и расстояние не дают разобрать их слова. Потом приземистая фигура делает знак рукой и подбегают четыре человека с автоматами на плече. С большим трудом они при помощи свай приподнимают два мотка колючей проволоки, сдвигают их и делают в ограде проход примерно в пару метров шириной.

      Мы проезжаем внутрь, держа моторы на минимуме.

      Колючую проволоку возвращают на место и соединяют мотки цепью.

      Один из неизвестных знаком велит нам следовать за ним. Часть стены раскрывается перед нами, обнаруживая серую пустую комнату, освещенную длинными неоновыми трубками.

      После того как мы паркуем сани посредине комнаты и дверь снова закрывается со звуком металла и необратимости, человек снимает шлем и маску.

      Встряхивает длинными белыми волосами.

      Это женщина.

      Она была бы красивой женщиной, даже восхитительной женщиной, если бы не длинный шрам, обезображивающий левую половину ее лица. Относительно чистого по современным стандартам лица. И очень худого, почти истощенного, так что предположение о множественных слоях одежды оказывается весьма вероятным. Но самое поразительное в ее лице – это глаза,