Жизнь за трицератопса (сборник). Кир Булычев

оплеванный, Мощин побрел к себе и стал ругать жену, что недосмотрела за внуком, а теперь он может погибнуть.

      Потом он принялся затыкать все дырки и щели, чтобы не проникли водопроводные змеи.

      Тут он устал, и его сморил сон.

      Леонид Борисович проснулся на следующее утро.

      Светило зимнее скупое солнце и рассыпалось искорками по снежному покрову, который за ночь очистил городские пейзажи.

      По улице бегали лыжники и мальчики с санками.

      Мощин потряс головой, как бы отгоняя дурной сон.

      Заглянула жена и спросила, будет ли он завтракать.

      Мощин был зверски голоден.

      Кушая яичницу с салом, он спросил жену:

      – Римма, как наш Герасик?

      – Я его уже в садик отвела, – сказала жена.

      – А его копыта?

      – Окстись, старый богохульник! – испугалась жена. – Откуда у Герасика копыта?

      – Как и у меня. – Мощин вспомнил о состоянии своих ног и поглядел под скатерть. Его ноги, упрятанные в шлепанцы, были обыкновенными человечьими ногами, правда, с мозолями.

      И тогда Мощин понял, что все ему приснилось.

      Хотя в прихожей стояла лейка с пульверизатором, а на площади он увидел, как экскаватор и подъемный кран вытаскивали наружу гигантский бронзовый памятник землепроходцам, Мощин решил, что это – галлюцинация и безобразие.

      В плохом настроении Мощин пришел к себе на службу и поднялся в кабинет. Поздоровался с Валюшей, потрепал ее по щечке, велел согреть чайку.

      Начал было перебирать бумаги, но тут Валюша сунула мордочку в дверь и сказала, что пришел господин Неунывных, Глеб Степанович.

      Мощин нахмурился, вспоминая, кто это такой.

      Вошел ничтожный человек в обрамлении современного дельца.

      – Вижу, у вас весь порошочек вышел, – сказал он радостно. – Так у меня с собой новый самосвал. Победим снежный покров к юбилею родного города, а?

      – Нет, нет и еще раз нет! – закричал Мощин.

      Он все вспомнил. Значит, это не сон. Значит, пришла смерть Великого Гусляра в человеческом образе.

      – Уходи, – сказал Мощин.

      – Ты что, старик, как бы охренел? – спросил Неунывных. – Ты же контракт с моей фирмой подписал.

      – Нельзя. Город гибнет, – сказал Мощин.

      – А блин с ним, с городом.

      Неунывных вынул из кармана длинный конверт.

      – Здесь пятьсот, на крышу твоего особняка.

      – Возьмите их обратно! – сказал Мощин.

      – У меня в машине, – сказал на это гость, – два крутых лба. Достойные люди. В городе Котласе демократы чёртовы попытались помешать цивилизации. Знаешь они где? В больнице!

      И Неунывных принялся пронзительно хохотать.

      – Вы не представляете, к чему это приводит! – сказал Мощин.

      – Представляю, как не представить, – ухмыльнулся гость. – На месте Москвы уже грязевое озеро. Аромат, скажу тебе, класс. Будем создавать грязевой курорт, блин. Японцы приедут.

      – Жалко столицу…

      – Ты мне лучше скажи, у тебя продукт