Аргентинец. Эльвира Барякина

втираться в доверие к папаше, выпьем с ним пива, поговорим о чем ему больше нравится.

      В голове – все тот же мотив танго; на руке от кончиков пальцев до сгиба локтя – все то же чувство, застывшее в мышечной памяти, – как обнимал тебя.

      Нина Васильевна спросила Клима, почему он пошел в журналисты. Он сказал, что есть вещи, на которые не жалко тратить себя: слушать умных, смеяться над глупостью, узнавать новое и создавать что-то свое. Журналистам за все это еще и платят.

      – Вам повезло, что вы знаете, чего хотите, – проговорила она.

      Ее хотелось забрать себе, присвоить, принести домой на руках, крепко прижав к груди. Накормить, рассмешить и потом целовать – долго и нежно. Хотелось так отчаянно, что Клим не знал, что с собой делать, и прикусывал губу, чтобы отвлечься болью.

      Пропал с потрохами. Шел по ночной жаркой улице – вскрытый, вытряхнутый наизнанку и счастливый.

      Наверху что-то зашуршало, и Клим, сам не сообразив как, поймал на лету большое желтое яблоко. Хотелось чудесного? Знака судьбы? Получи: что-то произойдет – то ли изгнание из рая, то ли открытие нового закона притяжения.

7.

      Саблин уже вернулся – в прихожей стояла его выходная трость, на крючке висела шляпа. Скомканные дамские перчатки валялись на подзеркальном столике. Любочка ушла из ресторана передав через официанта, что у нее разыгралась мигрень.

      В доме было тихо, только во дворе лаяла собака, да с реки доносились пароходные гудки: там разводили понтонный мост.

      Клим собрался подняться к себе, как вдруг услышал, что в саблинской гостиной кто-то рыдает с горьким надрывом. Он открыл дверь. Посреди темной комнаты в кресле-качалке сидела Любочка. Она быстро раскачивалась, будто старалась перевернуться. Свет от настольной лампы освещал ее запрокинутое лицо, зажмуренные припухшие веки.

      – Что с тобой?

      Любочка вздрогнула, будто увидела грабителя, вскочила:

      – Уходи!

      – Да что случилось?!

      Клим подошел к ней, взял ее за плечи. Внезапно Любочка обвила руками его шею и поцеловала в губы.

      Клим отпрянул:

      – С ума сошла?! Саблин увидит!

      – Пусть видит! – воскликнула Любочка и вдруг опомнилась, резко смахнула слезы. – Извини, я шампанского перебрала… Самой стыдно… Я пошла спать…

      Она выскочила в коридор, но через секунду вернулась:

      – Да, а насчет Нины не обольщайся: она тебе денег должна. Много.

      Клим не знал, что и думать: Любочка имела на него виды? Но это глупость какая-то – у нее есть муж; он, кажется, хороший человек, и он любит ее…

      Что она имела в виду, сказав про Нинины долги?

      Клим поднялся в свою комнату, открыл сейф, вытащил папки с документами. Облигации с наполовину вырезанными купонами, контракты, векселя… В глаза бросилось имя: «Одинцов Владимир Алексеевич».

      Пять лет назад муж Нины занял у старшего Рогова двадцать тысяч рублей под семь процентов годовых, а в обеспечение оставил свой дом на Гребешковском откосе. Подпись нотариуса, печать, марки гербового сбора; срок платежа – 1 ноября 1917 года.

      Глава 5

      Неравный