Конь Огненный. Татьяна Матуш

господа офицеры.

      Те немедленно подобрались, позабыв о булках.

      – Не знаю, стоило ли… – в сомнении проговорил генерал.

      – Эти господа смогут помочь вам гораздо больше, чем я, – сказал граф и, подавая знак, первым опустился на свое место, – Они… Дело в том, дорогой друг, что они прибыли к нам… из будущего.

      В тишине раздался громкий звук: генерал Соболев поперхнулся чаем.

      Не вставая с места, Женя постучал его по спине.

      – Благодарю вас, молодой человек, – прокашлялся Соболев. Обведя всю компанию внимательным взглядом, он был вынужден признать, что никто тут не намерен смеяться над ним, и никто не был похож на умалишенного. Он требовательно посмотрел на своего старого приятеля.

      – У меня есть основания им верить, – развел руками Данила Афанасьевич.

      – Позволите узнать, какие?

      – Мои крестьяне помогли им вытащить из болота их э… аппарат. Он стоит в сарае. Изволите взглянуть?

      3. Английский костюм – и пистолет

      «Но спор в Кейптауне решает браунинг

      И англичане начали стрелять…»

      – Примерно… не соврать бы, – Соболев сосредоточенно побарабанил пальцами по массиву письменного стола из дуба, которым, при нужде, вполне можно было подпереть Пизанскую башню, чтобы так уж не клонилась, – Году в девятом на Высочайшее имя пришло довольно забавное письмо от некоего Ивана Семчина, австрийского подданного, но жителя Львова. Он писал государю, что изобрел «машину до уничтоживания неприятельских крепостей, называемую «Обой». Я назвал письмо забавным, потому что этот Иван по-русски писал с большим трудом и такими дикими ошибками, что, понятно, письмо его государю никто не показал. Тем более, что заканчивалось оно тривиальной просьбой дать денег «дабы можно было соделывать модель…»

      – Этот неграмотный Иван приложил какой-нибудь чертеж своей чудо-машины? – спросил Самара.

      Глебу было очень трудно сосредоточится на разговоре, потому что окна квартиры, небольшой (по местным меркам) и огромной на взгляд Глеба, выходили на Лиговский проспект. Глеб то и дело отвлекался на то, чтобы посмотреть на неторопливо фланирующих дам под кружевными зонтиками (язык не поворачивался назвать их женщинами или, не дай бог, бабами) и суетливые пробежки каких-то мужичков в забавных головных уборах, похожих на помесь кепки с фуражкой. Из приоткрытого, по случаю летней духоты, окна доносились фыркание лошадей и смачная ругань извозчиков, в которой, не смотря на отменную нецензурщину, все же присутствовал некий столичный лоск… Петербург. Столица Российской Империи.

      Этот Петербург отличался от того, который он знал, примерно так же, как ребенок в костюме медведя на утреннике отличается от настоящего зверя, встреченного в лесу. Все было иным. Все было подлинным, большим, давним, вросшим корнями в брусчатку мостовой и гранитные набережные. Это был именно Санкт-Петербург, а не бывший Ленинград. И это было для Глеба странным и непривычным. В деревне,