Шрам. Марина и Сергей Дяченко

тут же отозвалась на его внезапную бледность, простонав сочувственно:

      – Господин Эгерт так долго боле-ел…

      – Фета, – сказал он, опуская глаза, – ты боишься чего-нибудь?

      Она радостно заулыбалась, решив, по-видимому, что господин Эгерт заигрывает:

      – Я боюсь однажды не угодить господину Соллю, и тогда хозяйка меня выгонит…

      – Да, – вздохнул Эгерт терпеливо, – а еще чего ты боишься?

      Фета захлопала глазами.

      – Ну, темноты, например, – подсказал Эгерт. – Ты боишься темноты?

      Фета помрачнела, будто вспомнив что-то; пробормотала нехотя:

      – Да… Только… зачем это господину Эгерту?

      – А высоты? – он, казалось, не заметил ее вопроса.

      – И высоты боюсь, – призналась она тихо.

      Некоторое время длилась тягостная пауза; Фета смотрела в стол. Когда Эгерт уверился, что не услышит от нее более ни слова, девушка вздрогнула и прошептала:

      – И, знаете, особенно… Грома… Как бабахнет… Ита рассказывала, у них в селе одну девчонку громом убило насмерть… – она прерывисто вздохнула. Прижала ладони к щекам и добавила, мучительно покраснев:

      – А особенно боюсь… забеременеть…

      Эгерт отшатнулся; испугавшись своей откровенности, Фета затараторила, будто пытаясь потоком слов сгладить неловкость:

      – Боюсь клопов, тараканов, бродяг, немых попрошаек, хозяйку, мышей… Но мышей – это не самое страшное, можно перебороть…

      – Перебороть? – эхом откликнулся Эгерт. – А как ты… Что ты чувствуешь, когда страшно?

      Она неуверенно улыбнулась:

      – Страшно, и все… Внутри будто бы… Слабеет все, и еще…

      Она вдруг залилась густой краской, и под слоем ее так и остался непроясненным еще один важный признак испуга.

      – Фета, – спросил Эгерт тихо, – а тебе было страшно, когда я бросал в тебя ножи?

      Она встрепенулась, будто вспомнив лучший день своей жизни:

      – Нет, конечно! Я ведь знаю, что у господина Эгерта твердая рука…

      Тут на кухне рявкнула хозяйка, и Фета с извинениями упорхнула прочь.

      Квадратные солнечные пятна грузно переползали со стола на пол, с пола на стул; Эгерт сидел, сгорбившись, и водил пальцем по краю пустого стакана.

      Фете не понять его. Никому на свете не понять его. Привычный мир, в котором он по праву был повелителем и господином, теплый надежный мир теперь вывернулся наизнанку, уставившись на Эгерта остриями шпаг, зубчатыми краями камней, лекарскими ланцетами… В этом новом мире обитают тени, ночные видения, из-за которых вот уже много ночей Эгерт спит при свете. В этом новом мире он ничтожен и жалок, беспомощен, как муха с оторванными крыльями – и что будет, когда об этом узнают другие?!

      Грохнула, отворяясь, тяжелая дверь. В трактир ввалились господа гуарды – и в числе их Карвер.

      Эгерт остался сидеть, где сидел, только невольно подобрался, как перед прыжком; гуарды мгновенно окружили его. От громогласных приветствий у Солля зазвенело в ушах, а от