Мизерере. Жан-Кристоф Гранже

Ничего не говори Верну, парню из судебной полиции. Я имею в виду, пока.

      – Я сажусь писать рапорт.

      – Договорились. Но Верну узнает об отпечатке, только когда получит рапорт. Это даст мне два-три часа форы. Ты ведь можешь это сделать?

      – Он получит рапорт сегодня вечером, до полуночи.

      3

      – Как тебя зовут?

      – Бенжамен. Бенжамен Зирекян.

      – Сколько тебе лет?

      – Двенадцать.

      – Где ты живешь?

      – Пятнадцатый округ, улица Коммерс, дом восемьдесят четыре.

      Касдан записал все ответы. Пюиферра поделился с ним кое-какими подробностями. По его словам, бороздки на отпечатке указывают на кроссовку фирмы «Конверс». «На мне такие же», – добавил криминалист. Касдан велел Ованесу найти мальчишку в «конверсах». Ризничий привел к нему семерых – все в двухцветных кроссовках. Очевидно, лидер продаж зимы 2006 года.

      – Ты в каком классе?

      – В пятом.

      – Где учишься?

      – В коллеже Виктора Дюруи.

      – И поешь в хоре?

      Короткий кивок. Он допрашивал уже третьего мальчика, но добился только односложных ответов, перемежавшихся паузами. Касдан и не рассчитывал на внезапную откровенность. Скорее он высматривал следы замешательства, психологической травмы у ребенка, видевшего убийство. Но пока ничего не заметил.

      – Какая у тебя тесситура?

      – Чего?

      – Каким голосом поешь в хоре?

      – Сопрано.

      Касдан пометил и это. На данном этапе расследования следует учитывать любую деталь, даже не связанную с убийством.

      – Что вы сейчас репетируете?

      – Одну штуку к Рождеству.

      – Какую?

      – «Аве Мария».

      – Это ведь не армянское произведение?

      – Нет. Шуберт, кажется.

      Саркису пришлось позволить такое отступление от православных устоев. И Касдану это не понравилось. Все теряется.

      – А сам играешь на каком-нибудь инструменте?

      – На пианино.

      – Нравится?

      – Не очень.

      – А что тебе нравится?

      Новое пожатие плечами. Они сидели на кухне, под приходской конторой. Другие дети ждали рядом в библиотеке. Армянин перешел к хронологии событий.

      – Куда ты пошел после катехизиса?

      – Во двор. Играть.

      – Во что?

      – В футбол. Ребята мяч принесли.

      – Ты не возвращался в церковь?

      – Нет.

      – А к месье Гетцу не заходил?

      – Нет.

      – Точно?

      – Я не подлиза.

      Мальчишка произнес это хриплым голосом, слишком серьезным для своего возраста. В белой рубашке, свитере с крупным узором и вельветовых брюках, он был ниже остальных на целую голову. Образ пай-мальчика завершали большие очки. Однако в нем чувствовался скрытый вызов, желание избавиться от ярлыка маменькиного сынка. Он то и дело ежился, будто свитер кололся.

      – Какой у тебя размер обуви?

      – Не знаю. Вроде тридцать шестой.

      Возможно,