Ад закрыт. Все ушли на фронт. Андрей Буровский

а еще от употребления чрезмерного количества горячительных напитков. Не смею осуждать человека с тяжелой судьбой, но последствия налицо…

      – Значит, дар ясновидения потерян…

      – Кто знает? Дочери Лопухиных всего одиннадцать лет, она еще подрастет… Но как вы понимаете, если у нее и наличествует семейный дар, использовать его в настоящий момент нет ни малейшей возможности. А вы, уж если заговорили на эту тему… кем вам приходится господин Лопухин?

      – Отцом! – коротко ответил Петя, с удовольствием глядя, как медленно отвисает нижняя челюсть Есаула. – Но, с вашего позволения, мы это обсудим в другой раз.

      Есаул обалдело закрутил головой, и Петя первым предложил:

      – Может, пойдем?

      Трое людей встали да прошли черным ходом. Никто вроде даже и не смотрел им вслед, не слишком интересовался. А что? Нужно, чтобы люди прошли? Пусть идут. А если не нужно, люди быстро исчезнут и никогда больше не появятся. Завсегдатаи кабачка привыкли к тайнам.

      После полутемного полуподвала на улице показалось очень светло. «Местная знаменитость», невероятно удачливый таксист Вовка-казак сверкал золотыми зубами, по-южному шумно, махая руками, травил байки про то, как ему то дали на чай три золотых, то как он отвез корсиканских бандитов вместе с награбленным, получил целую пачку новых франков. Он говорил, говорил, а сам все вез на своем старом «Ситроене» по еще светлым, теплым улицам вечернего Парижа. Есаул временами подхватывал, но чувствовалось – мысли у него далеко. Петя влез было в эти мысли Есаула, но все что обнаружил – это образ грустного пожилого человека в потертом мундире, да еще молодую женщину с малышом на руках. Лицо у женщины почему-то совершенно заиндевело, она неподвижно сидела, прислонившись спиной к заснеженной стенке оврага. Что странно, несмотря на лютый мороз, на женщине не было даже полушубка, только кофта.

      Ехали долго, минут двадцать, но не зря Петя старался замечать, куда везут.

      – Приехали, господа, нам выходить.

      – Можно было пройти и пешком. Мы же сейчас за два квартала от кабачка, только с другой стороны.

      Большой, пахнущий потом Вовка-казак бешено захохотал. Есаул бледно улыбнулся:

      – По крайней мере, сейчас я точно знаю, что вы за собой никого не привели… Впрочем, это моя собственная квартира.

      Довели же, однако, человека, если к себе домой он ходит, проверяясь на каждом шагу… Подниматься в холостяцкую комнатку Есаула пришлось на пятый этаж, а Петя знал – здесь особенно ценятся первые этажи, высоко живет только голь перекатная. Лифта, конечно же, не было.

      А в нищей комнатке, на жесткой деревянной кушетке, сидел прямой как палка старик с военной выправкой и умным, жестким лицом. Петя знал: это Евгений-Людвиг Карлович Миллер, в прошлом – глава Северного правительства в Архангельске.

      Первым главой Временного Северного правительства был добрый, милый старичок, Николай Васильевич Чайковский – один из первых русских народников, живая легенда. Он был, по всем отзывам, очень милый человек, демократичный