Дни нашей жизни. Леонид Андреев

а Васильевна

      Эдуард фон Ранкен, врач

      Миронов Григорий Иванович, подпоручик

      Парень Гриша

      Торговец

      Отставной генерал с дочерью

      Военные писаря

      Сторож

      Аннушка и Петр, служащие в номерах

      Место действия – Москва;

      время – вторая половина девяностых годов.

      Действие первое

      Воробьевы горы. Начало сентября; уже начинается золотая осень. Погожий солнечный день.

      К краю обрыва подходят двое: Николай Глуховцев и Ольга Николаевна, девушка лет восемнадцати. Глуховцев в красной русской рубахе, поверх которой накинута серая студенческая тужурка, и в летней фуражке с белым верхом; девушка в легкой летней блузе с открытой шеей; верхнюю драповую кофту держит на руке ее спутник.

      Останавливаются и восхищенно смотрят на далекую Москву.

      Ольга Николаевна (прижимаясь плечом к Глуховцеву). Как хорошо, Коля! Я и не воображала, что здесь может быть так хорошо.

      Глуховцев. Да. Воистину красота! День очень хорош. Ты погляди, как блестит купол у Храма Спасителя. А Иван-то Великий!

      Ольга Николаевна (прищуривая глаза). Где, где? Я не вижу.

      Глуховцев. Да вот же, направо… еще, еще немножко правей. (Берет обеими руками ее голову и поворачивает.) Видишь?

      Ольга Николаевна. Какая прелесть! Колечка, а что это за маленькая церковка внизу, точно игрушечная?

      Глуховцев. Не знаю. Так, какая-нибудь. Нет, положительно красота. И подумать, что отсюда смотрели Грозный, Наполеон…

      Ольга Николаевна. А вот теперь – мы. А где мы живем, Колечка, ты можешь найти?

      Глуховцев. Конечно, могу. Вот… вот… вот видишь церковку, их там еще несколько, кучкою – так вот немного полевее от них и наши номера. Как странно: неужели мы там действительно живем, в этом каменном хаосе? И неужели это – Москва?

      Ольга Николаевна. Когда я смотрю отсюда, то я вижу как будто нас, как мы там живем; а оба мы такие маленькие, словно две козявочки… Как я тебя люблю, Колечка!

      Глуховцев (рычит). Ррр-ррр-ррр…

      Ольга Николаевна. Что ты?

      Глуховцев. Хорошо очень. Черт возьми!.. Зачем все это так красиво: и солнце, и березы, и ты? Какая ты красивая, Олечка! Какая ты очаровательная! Какая ты ослепительная!

      Ольга Николаевна. Разве?

      Глуховцев. Я съем тебя, Оль-Оль. (Кричит.) Оль-Оль-Оль-Оль!

      Где-то ответные голоса: «ау» и также «Оль-Оль-Оль»…

      Ольга Николаевна (звонко). Оль-Оль-Оль! Что же они не идут?

      Глуховцев. Конечно, мы тут остановимся. Красивее места не найдешь.

      Ольга Николаевна. Я их немножко боюсь, Коля, твоих товарищей.

      Глуховцев. Их-то? Вот нашла кого бояться.

      Ольга Николаевна. А две барышни, которые с нами, – это курсистки?

      Глуховцев. Да. Курсистки.

      Ольга Николаевна. Той, которая в очках, я меньше боюсь: за ней этот – я не знаю, как зовут его, – ухаживает.

      Глуховцев. Его зовут Физик.

      Ольга Николаевна. Как смешно, Коля, когда влюбленные в очках. (Заглядывая ему в глаза.) А тебе не нужно, Коля, очков, чтобы меня рассмотреть?

      Глуховцев. Телескоп нужен – звездочки рассматривают в телескоп. Нет, ты подумай, что это будет, когда луна взойдет.

      Ольга Николаевна (восхищенно). А разве и луна еще будет?

      Глуховцев. Заказана. Нет, объясни ты мне, пожалуйста, что это значит любовь? То не было ее, а то вдруг явилась; и сердцу так широко, так просторно, так солнечно и вольно, что как будто крылья выросли у него. Оль-Оль, родной ты мой человечек, звездочка моя, – я, ей-богу, счастлив!

      Ольга Николаевна. Мне хочется на тебя молиться, Коля. Когда ты так говоришь, то сердце у меня замирает и падает, и падает, и падает…

      Показываются студенты со свертками, с кульками. Все потные, усталые, фуражки на затылке, но очень веселые.

      Мишка (басом). Оль-Оль-Оль-Оль! Куда вас черт унес? Аж взмокли, вас искавши.

      Онуфрий (жидким тенором). Господа, Глуховцев – подлый ловелас: ограничился тем, что взял эфемерную кофточку на левую ручку, а под правую подхватил очаровательную Оль-Оль. Все же материальное и имеющее вес предоставил нам.

      Мишка. Презренный Дон-Жуан, – провались в преисподнюю!

      Ольга Николаевна (смущаясь). Мы выбирали место, мы все время вас окликали.

      Онуфрий (ласково). Да ведь мы же шутим, Ольга