Рассказы седого ворона. Игорь Александрович Мелик-Фарамазов

из – за киосков вышел крупный башкастый алабай палево – белой масти, мощный, в холке не менее восьмидесяти сантиметров. Метров с тридцати – тридцати пяти казалось, что кобель двигается как – то странно, собаки так не ходят. Кургузкин первым понял причину этого: «вот мошенник»! Пёс понимал, что некоторые люди его боятся, шарахаются в стороны и уступают ему дорогу, на многолюдном перроне образовался «коридор». Ему нужно было пройти к центру, к месту кормёжки, пугать людей он не хотел, поэтому прибег к актёрству: крупный массивный алабай шёл странной походкой опереточного полководца, парадным шагом, в такт покачивая головой из стороны в сторону.

      – А – а – а, баракалля. Яхши… Пришёл?

      Проводник высыпал на асфальт возле урны содержимое газетного кулька. Так же придуриваясь, кобель не спеша выбирал из кучи съестного лакомые кусочки. Выглядел он упитанным, а на бедре было большое грязное маслянистое пятно.

      Натура эксперта взяла верх. Сергей Георгиевич оглядел собаку, и присев на корточки, старался увидеть прикус зубов.

      – Отмыть бы его, вывести на экспертизу, был бы он украшением любой выставки. Голова красивая, «кирпич». … Весь правильный.

      Содержимое моего пакета должно было заинтересовать собаку больше оставшихся на асфальте кусков лепёшки. Я протянул бродяге кусочек колбасы, предложил взять с руки. Алабай колебался, но колбасу с руки взял. Как было его не приласкать? Рука только коснулась головы собаки…

      – Осторожнее! – Кургузкина напугали угрожающее рычание и злобный прямой взгляд. Кобель напрягся, теперь он не шутил, не придуривался, а ясно обозначил границы дозволенного:

      – Без фамильярностей, если я ем ваше угощение, то это ещё не говорит о том, что мы друзья.

      Опустив голову и стараясь не смотреть бродяге в глаза, я медленно убрал руку с его башки. Заулыбавшись во всю алабайскую харю, кобель тут же опять разыграл из себя балбеса:

      – Испугался? А не тяни ко мне руки.

      Мы вернулись в вагон. Я был раздосадован.

      – Вот, скотина. Напугал, свинья такая.

      Проводник усмехнулся:

      – Он никому не даёт себя трогать. Тогда бы я сам его увёз. У него есть хозяин. Собака где – то здесь недалеко живёт. Сюда кушать приходит. Дома таких вкусных вещей не дают.

      Кургузкин с сожалением вздохнул:

      – Шатается здесь… Каким то мазутом испачкан… Скоро у нас выставка, вряд ли там будет хоть один вот такой. … Вот с-собака! Всех с толку сбил! Минералки – то мы так и не купили! … С этими алабаями…

      Рыбак

      Меня заинтриговал рассказ шофёра служебного УАЗа, о необычном геройском алабае тигровой масти. Сидевший рядом с водителем дядя был не в настроении, командировки он не любил, и подобные рассказы о собаках его немножко раздражали: баловство всё это.

      Пейзаж был обычным для этих мест – до горизонта волнами желтый песок, изредка утыканный высохшей коричнево – серой верблюжьей колючкой