Рассказы седого ворона. Игорь Александрович Мелик-Фарамазов

сел, потревожив пол сотни полных энергии чокнутых мух, шумно зевнул и смотрел на меня тяжёлым безразличным взглядом. Я его не интересовал, он и на мух так смотрел.

      – На. Кушай.

      Семилетний ребёнок просунул кусок лепёшки между прутьями клетки и поднёс к морде собаки.

      Алабай не реагировал.

      – Ну, на! Возьми!

      Барон фамильярности не ожидал, откинув голову назад, дальше от поднесённого к морде угощения, осторожно взял лепёшку и бросил её на пол, затем лёг… нет, не лёг, а с грохотом свалился на дощатый пол. Сторож бросил собаке окровавленную талячью ногу. Барон оценивающе, не спеша оглядел говяжью конечность, взял её между передних лап, и с хрустящим треском перекусил. Зрители были в восхищении, не было заметно, чтобы волкодав применил всю силу, перекусывая говяжью ногу.

      – «Какой хаш пропал» – притворно проворчал дядя. Он еще не раз пожалеет о том, что показал мне эту собаку. На следующий день я просил, требовал, шантажировал и уговаривал отвезти меня к алабаю – гиганту. Еще через день взрослые сдались, – измором и крепости берут.

      Прямо под прямыми лучами солнца, сидя на собственной тени, молодой мужчина шумно пил горячий чай на сорокаградусной жаре. Он был в центре внимания аудитории из нескольких человек, объяснял уже не в первый раз, что бешенство неизлечимо, что это очень опасно, что у этой собаки бешенство, его нужно пристрелить, через два – три дня алабай сдохнет, он должен убедиться, что Барон застрелен.

      Близко подходить к собаке мне запретили и постарались посильнее напугать бешенством. Семилетний ребёнок не понимал, что такое вирус, бешенство я представлял себе как буйного, агрессивного пьяного дерущегося мужика, который крушит всё вокруг. Дядя что – то сказал старику, и тот понимающе кивнул. Я понял, что дядя попросил сторожа присмотреть за мной. Сторож не позволил подойти к клетке ближе нескольких шагов: бешенство.

      – Эта хороший дохтур. Книги учил, инистут учил. Умный чаловек. Корова знает, баран, собака – всё знает. Барон вчера сумащечий стал. Вода пить не можит. Плохо стал.

      Измученный Барон стоял, расставив передние лапы, обессилено свесив голову и время от времени тёр мордой о дощатый пол, широко раскрывая пасть и карябая лапами глотку, судорожно терся щекой о доски. Сидя на корточках, я увидел кость, застрявшую поперёк нёба собаки. В те секунды, когда сторож отвлёкся, я вошёл в клетку, сунул руку в пасть алабаю, ухватил кость, застрявшую между двумя рядами зубов поперёк верхней челюсти, и дёрнул. Освободившись от мучившего его осколка, Барон пришёл в себя и вволю напился воды.

      Теперь старик – туркмен высказал иное мнение об учёности ветеринара: – «ишак, ничего не знает».

      Барон уже не смотрел на меня как на пустое место. Друг поблагодарил: пригнувшись, прижал башкой в грудь в углу клетки. Лишь тогда я полностью осознал: соотношение сил у нас, как у мухи и буйвола, ощущение от прикосновения