Две тысячи журавлей. Елена Юрьевна Свительская

меня пугал. Однако я долго смотрел ему прямо в глаза, отчего что-то в его взгляде становилось жёстче, острее… как лезвие клинка. Такой сильный и режущий взгляд я видел только у ронина Сабуроо. У крестьян я никогда не видел такого взгляда: даже в ярости их взгляды напоминали только дубинку, но уж никак не острый изящный меч. Было в них что-то неотёсанное, грубоватое и, пожалуй, приниженное. Встретившись с сильным напором, они становились грубее и отчаяннее, рвались из последних сил. И ломались… как дерево под яростным напором металла.

      – Ну, что ты так на меня уставился? – недовольно спросил отец.

      У него в глазах сила совсем иная, неустрашимая, яркая, непреклонная, опасная, как лезвие меча. И он был знаком с тем ронином, Сабуроо. И хотя Сабуроо давным-давно уже ушёл слоняться по стране, именно после его посещения отец вдруг вздумал идти в другой город, причём, именно в тот, самый главный город для воинов! Кстати, когда отец сказал, что мы – из торговцев, а не из крестьян, следовательно, нам гордиться нечем, у него было такое лицо… такое… словно он – из самурайской семьи и, сказав так, соврав мне о предках, чем предал свой род! Однако родитель это сказал, именно так, что гордиться нечем. Но, если Сабуроо пришёл неспроста… и если мама взволновалась неспроста… и если селяне шутят, что мои родители неумелые и ничего толком сделать не могут, а уж как высмеивают их первые два года в этой деревне, что, мол, эти двое совсем ничего по хозяйству делать не умели! И, если он всё-таки соврал, хотя ему было невыносимо лгать о достойных предках. И, если он вдруг собрался именно в Эдо. И, если он уверен, что нас пропустят… да, точно что-то было в прошлом! Что-то, отчего отец решил скрыть свою принадлежность к воинскому сословию. Что-то, вынудившее его теперь отправиться в город самураев. Всё это вызывает у меня бурю разных чувств и полный разброд мыслей!

      – Отец, а ты… – начал я растерянно.

      – Что? – жёстко спросил глава семьи.

      – Ты… самурай?

      Мама выронила длинные палочки, которыми мешала варево в котле.

      – Почему ты так подумал? – лицо родителя окаменело.

      – Ну… мне вдруг подумалось, что многое на это указывает, например, твои истории о воинах и твоё знакомство с Сабуроо-сан.

      – Глупый мальчишка! – он тяжело вздохнул. – Сам подумай: если бы мы с твоей матерью были из воинского сословия, разве захотели бы жить в этой глуши, среди простолюдинов? Какой в этом смысл? По-моему, никакого.

      – Верно: это огромная глупость, – и мать нервно засмеялась, прикрывая рот ладонью.

      Такэру серьёзно кивнул, показывая своё согласие с ними. Сёстры промолчали: женское дело – молчать, особенно, если женщина – всего только дочь, а не супруга главы семьи.

      Задумчиво возразил:

      – Смысл есть!

      – Вот как? – отец изумлённо поднял брови. – И что же могло заставить женщину и мужчину из воинского сословия притворяться крестьянами и жить в глуши?

      – Ну… – задумчиво посмотрел на него, потом на мать, поднявшую палочки и многозначительно замахнувшуюся