Родитель «дубль два». Комбат Найтов

трос декомпрессора. Двигун схватил. Но из девяти цилиндров работают от силы пять или шесть, но скорость возросла до двухсот двадцати. Высоту машина набрать не могла, но пролетела еще 27–30 километров. Затем пришлось отключать движок, потому что появился дым. Так, дымя и раскачиваясь из стороны в сторону, с бессильно повисшим винтом, дотянули до зарослей камыша, прорубили в них дорожку, скользя по льду. Двигатель опять загорелся, пришлось выскакивать из машины со снежным огнетушителем в руках и через открытые жалюзи брызгать под капот углекислоту. А потом пехом, по сплошной воде, в унтах шлепать часа три до рыбколхоза в Садках, в Приморско-Ахтарском заливе.

      По возвращению «домой» ему еще и выговорили, что ориентироваться на земле не умеет. Оказывается, в четырех километрах от места падения есть наблюдательный пункт погранвойск НКВД, обозначенный на картах маленькой пирамидкой. В три раза ближе, чем колхоз. Но вышку и навигационный знак они обозначили, а строения не показали. Этот значок на карте он видел, но есть ли там люди, он не знал. Впрочем, к этой аварийной посадке все отнеслись безразлично. Выкрутился? Не погиб? А наказывать не за что, все под богом ходим. Аварий в авиации было с избытком, ругали только за «со смертельным исходом», когда ругать было уже некого. Никаких «черных ящиков» с самописцами и МАКа (межгосударственного авиационного комитета) еще не было. Расследование аварий частенько поручалось их виновникам. Авиации было всего три десятка лет, советской авиации – еще меньше.

      В середине мая состоялся выпуск. Петр сменил, наконец, сухопутную фуражку на морскую (такой вот нонсенс: курсанты второго курса носили командирскую форму ВВС с курсантскими петлицами и командирскую фуражку ВВС, а в штатную форму авиации РККФ переодевались только после выпуска. Полевая форма была тоже «зеленая». Особым шиком считалась устаревшая синяя шевиотовая гимнастерка и такие же галифе). На выпускной вечер каким-то образом пробралась «рыбачка Соня», имевшая виды на лейтенанта авиации, с которой он познакомился в рыбколхозе во время вынужденной посадки. Пару раз они встречались на воскресных танцах в клубе училища. Но дальше обнимашек дело пока не продвинулось. Жила она у черта на рогах, в 70 километрах по прямой, но чтобы попасть в Ейск, ей требовалось преодолеть пятьдесят километров морем и пятьдесят на попутках или автобусом. Или чисто автобусом 250 километров через станицы Переяславская, Каневская, Ново- и Староминские или Ясенскую. Не наездишься. Своего жилья у курсанта не было, так что все увольнения только до отбоя. В 00.00 должен быть на проходной и сдать увольнительную. В общем, на личную жизнь времени не было. После танцев провожал до «автовокзала» – низенькой глинобитной хаты, в которой местное начальство расположило кассы и поставило несколько стульев для ожидающих. В воскресенье, по многочисленным просьбам «любительниц танцев», двери в зал ожидания на ночь не закрывали. Но только в теплое время года.

      Рыбы на Азовском море было много, стоила она – копейки.