Гунны – страх и ужас всей Вселенной. Вольфганг Акунов

приближении врагов. И, хотя свирепствовали штормовые ветры, мы опасались кораблекрушения меньше, чем варваров, страшась не столько за собственную безопасность, сколько за целомудрие девственниц».

      Свидетели, очевидцы и летописцы нашествия гуннов, Вселенского Ужаса, жили как будто в расколотом мире. Одни из них явно стояли все еще «обеими ногами», так сказать, на почве традиционного античного язычества. Эти язычники изощрялись в описаниях отталкивающей внешности гуннов. Ужасались их физическому безобразию. Поражались физической силе гуннов. Их воинственности, необычному и непривычному вооружению, стремительности гуннских боевых коней. Другие же свидетели и летописцы – христиане, воспринимали гуннских «кентавров» как воплощение злых сил, исторгнутых самой преисподней. Однако же при этом считали главной целью гуннских нападений не закоренелых грешников, на которых разгневанные небеса наслали, в виде гуннской «нелюди», кару и воздаяние за грехи. А тех, на ком нет греха, чистых, незапятнанных, невинных дев. Хотя, к примеру, Иероним, живший в миру и знающий мир, и оговаривался, что больше всего гуннов влечет все-таки к золоту.

      Ах, если бы гуннские разбойники, практически не встречавшие отпора, удовлетворяли только свою жажду золота! Это было бы полбеды. Аскета и священника Иеронима не слишком интересовали земные блага и сокровища. Возможно, он даже примирился бы с «грабительским» аспектом гуннского нашествия. Как с грозным предостережением, напоминанием всему погрязшему в беззакониях и нечестии, заблудшему миру загнивающего на глазах язычества о необходимости одуматься перед лицом внезапно нависшей над миром смертельной угрозы. И, выражаясь евангельским языком, сотворить достойный плод покаяния, пока еще не поздно, ибо «уже секира при корнях дерев лежит». Однако свидетели зверств, творимых гуннами в захваченных ими с налета многочисленных селениях и городах, гораздо чаще говорят о том, как гунны овладевали римскими женщинами и девицами, чем о том, как «видимые бесы» овладевали римским золотом. Ибо ведь золото было не всюду, не у всех. Слишком много римских граждан лишилось последнего, попав в загребущие лапы ненасытного императорского фиска, кормившего все возраставшую армию алчных государственных чиновников. А вот женщины и девушки были – увы! – повсюду. В том числе в построенных христианами в разных местах империи женских монастырях. Захватывавшие их гунны искренне изумлялись. Римляне как будто вознамерились воздать им, как дорогим и долго ожидаемым гостям, особую честь. Собрав для них то, что захватчикам было милее и нужней всего. За низкими стенами, безо всякой защиты – может быть, в качестве не подарка, а выкупа? – гунны обнаружили целые сестричества, т.е. общины женщин и невинных дев, не знавших никогда мужчин, невест Христовых. Именно о них, несчастных, оскверняемых «кентаврами» монахинях, думал Иероним, строгий ревнитель нравственности и целомудрия, когда писал об опустошавших римские владения нечестивых гуннах и гуннских союзниках