Гунны – страх и ужас всей Вселенной. Вольфганг Акунов

на южном склоне Сарматских гор, а также через расположенную за «стеной Каракаллы», дальше к западу, «Адрианов вал» под нынешним Никополем, близ устья украинской реки Альты. Именно на берегах Альты, уже в эпоху Средневековья, другие «кентавры-кочевники», обрушившиеся на цивилизованный мир из Великой Степи – половцы (кипчаки, куманы или куны – между прочим, «куны» – один из этнонимов гуннов) хана Шарукана – разгромили в 1068 г. дружины русских князей Изяслава, Святослава и Всеволода Ярославичей.

      Историки до сих пор спорят о том, когда и где именно отдельным гуннским ордам удалось впервые вторгнуться в римские владения. Из очевидцев, вероятнее всего, никто не выжил. Жители селений и городов римского Приграничья бежали вглубь империи, охваченные паническим ужасом и распространяя панику на сопредельные территории. Поступавшие в Рим донесения были неясными, недостоверными и противоречивыми. В одном из них гунны описывались даже, как «красивые, статные люди». А ведь это полностью противоречило описанию гуннов упомянутым нами выше военным историком Аммианом Марцеллином. Трезвым в оценках, образованным и умным греком на римской военной службе, которую он начал в рядах протекторов-доместиков (личных императорских телохранителей). Талантливым отпрыском знатной эллинской семьи из сирийского города Антиохии (нынешней Антакьи на территории Турции). Спутником и соратником многих цезарей, полководцев и других могущественных римлян. Участником многочисленных походов и осад различных укрепленных городов. Опытным в жизни человеком, которого, казалось, вряд ли что-либо могло особо удивить или потрясти. До тех пор, пока он, не юноша уже, а зрелый, много повидавший в жизни муж 45 лет от роду, впервые не увидел гуннов.

      От внимательного взора опытного, узнавшего, «почем фунт лиха», поседелого под римским шлемом эллинского храброго и мудрого военачальника, историка и литератора не укрылось, что отвратительные с виду лица гуннов были сознательно изуродованы порезами, нанесенными ножами. Впоследствии Иордан, дабы усилить и без того драматическое впечатление, производимое этим описанием «демонских отродий» на «цивилизованных» греко-римских читателей, писал, что порезы наносились не ножами, а мечами – боевым оружием. Однако шрамы на лицах гуннов, препятствующие росту бороды и даже вызывающие у Аммиана ассоциации с безбородыми лицами скопцов, не помешали эллинскому интеллектуалу-воину на римской службе воздать должное воинской силе, бойцовским навыкам, высокому боевому духу, стойкости, неприхотливости, звериной дикой ярости этих диковинных в своем нечеловеческом уродстве, но стойких в боях и сражениях, испытанных конных воинов. Отнюдь не женственных, бессильных и трусливых евнухов. А опытных, суровых ратоборцев, вызывающих у него не только отвращение, но и невольное уважение: «Племя гуннов, о которых древние писатели осведомлены очень мало, обитает за Меотийским болотом в сторону Ледовитого океана и превосходит в своей дикости всякую