Тамарин. Михаил Авдеев

мне их, ни им меня видеть было нельзя; я невольно слушала.

      – Знаешь, демон, меня пригласили сюда для тебя (она говорила ему „ты“ и тоже называла демоном; последнее меня удивило; неужели это название так идет к нему, что и в Петербурге зовут его демоном?).

      – Что за идея! – сказал он.

      – Да тут нет ничего странного: Попова и муж едва меня знают и, кажется, не очень любят; они хотели, чтобы тебе не было скучно, и пригласили меня; они, вероятно, знают, что я твоя принадлежность, что я тебе нужна для того, чтобы ты менее скучал. – Последние слова баронесса произнесла с какой-то холодною горечью, и мне стало жаль ее.

      – Что тебе за охота мучить себя пустыми предположениями! – говорил Тамарин. – Ты знаешь, что я люблю тебя более всех.

      – Да, оттого, что ты никого не любишь…

      Тамарин молчал.

      – Ну, не сердись! Отчего не говорить ясно о своем положении? Тебя, я знаю, оно не обманывает, зачем же мне обманывать себя.

      Тамарин все молчал.

      – Ты думаешь, что мне досадно это приглашение? Что за вздор! Не все ли мне равно, что думают обо мне Поповы, когда я не дорожу ничьи мнением. Напротив, я очень довольна, что тебя вижу. Мне только неприятно, что сюда привезли Вареньку!..

      – Это отчего? – спросил Тамарин.

      – Я не знаю, почему-то мне неприятно ее видеть. Я боюсь, чтобы она хотя на минуту не приковала тебя к себе.

      – Дитя! Что за ревность! И к кому же? К семнадцатилетней деревенской девочке!..

      – А она недурна, – сказала баронесса.

      – Да, я люблю этот русский тип: славные русые волосы, глаза с поволокой, темно-голубые, кажется? И потом, румянец прямо деревенский; впрочем, она должна быть девочка с характером: у нее тонкие, круто загнутые брови.

      – Когда ты успел так рассмотреть ее? – с досадой спросила баронесса.

      – Ты знаешь, что я при первой встрече всегда обращаю внимание на выражение лица; надобно знать человека, с которым встречаешься, в особенности женщину.

      – И ты узнал Вареньку?

      – Да, у нее, кажется, экзальтированная головка, которую можно вскружить в неделю.

      – Фат! Ты это можешь, я тебя знаю.

      – К чему! – сказал он.

      – Да хоть к тому, чтобы заставить страдать по себе. – Тут она закашлялась.

      – Пойдем, Лидия, сыро, тебе вредно, – сказал Тамарин. И они ушли.

      – Ты не поверишь, как этот разговор рассердил меня! Я деревенская девочка, с экзальтированной головкой, которую можно вскружить в неделю! Я, которая две зимы не знала, что делать с поклонниками, и ни одного из них не любила! Не слишком ли много вы берете на себя, mr. Тамарин? Посмотрим, кто кому вскружит голову: деревенская ли девочка победоносному демону, или он ей! Возвращаясь в комнаты, у меня явилось ужасное желание отомстить Тамарину: в эту минуту я его ненавидела, как и ты. Я сделала так, что он с нами познакомился и вчера целый день пробыл у нас. У него оригинальный ум и взгляд на вещи; я очень весело провела