Тамарин. Михаил Авдеев

и подать новую. Когда бутылка была переменена и лакей вышел, князь выпил стакан и продолжал.

      – Так ты хочешь жениться? – сказал он с особенным сожалением.

      – Откуда тебе приходит в голову такой вздор, Островский? Ну, гожусь ли я для семейной жизни? Если бы мне наконец и пришла эта дикая фантазия, то стоило бы только взглянуть на тебя, и она наверное бы прошла.

      – Что ж, ты меня считаешь опасным? – спросил князь самодовольно.

      – Да; как и всех рогатых.

      – Смейся, смейся, mon cher, – отвечал он очень серьезно, – а дай Бог всякому быть так счастливым, как я!

      – Спасибо!

      – Я прожил с женою три года душа в душу, на четвертом мы друг другу надоели и разъехались; теперь мы живем еще счастливее и не беспокоим один другого. Что ж тут дурного?

      – А что, она все такая же хорошенькая?

      – Очень хороша: в последний ее приезд в Петербург я было чуть не влюбился в нее и начал волочиться, но она меня приняла очень сухо и послала к актрисам и вдове Клико; к счастью, она скоро уехала; я послушался ее совета и утешился. N волочился за ней нынешним летом в Баден-Бадене и говорит, что она еще похорошела. Ты ведь за ней тоже ухаживал?

      – По обязанности твоего друга, – не больше. Впрочем, я был несчастлив.

      – Полно, так ли? Ты что-то все жалуешься на неудачи. Это моя старая метода; пожалуй, ты скажешь, что был несчастлив и у баронессы, и у Вареньки. Кстати, что тебе за идея пришла волочиться за девушкой? Ведь ты в нее не влюблен.

      – Полно, братец, кто ж в наши лета влюбляется.