Казнь. Андрей Зарин

внимание, но они не замечали никого и ничего.

      Сворачивая с улицы в улицу, они вышли к Волге и вдруг очутились на задворках дома Можаева. Елизавета Борисовна подняла на своего спутника почти безумный взгляд.

      – Видишь, – сказала она дрогнувшим голосом, – от судьбы не уйдешь!

      Он, погруженный в мысли, не обратил внимания на ее слова. Вдруг лицо его просветлело. Он освободил руку и стал против Елизаветы Борисовны.

      – Слушай! Если переписать вексель, то процентов надо, ну, положим, за год… – он поднял голову кверху, словно желая сосчитать количество их по звездам, но, не увидя их за тучами, опустил голову и сосчитал по пальцам. – Мы платили ему пятнадцать. Значит, две тысячи двести пятьдесят рублей. Соберем эти деньги.

      Она с отчаяньем махнула рукою.

      – Я же просила. Он не хочет слушать!..

      Но он схватил ее руку и, крепко сжимая, сказал с уверенностью:

      – Я пойду! Не бойся. Ведь он про тебя догадывается, это ясно. Я приду к нему как чиновник от губернатора с внушением, и он подумает, что ты открылась губернатору и тот меня послал, и – согласится. Согласится непременно! – воскликнул он и даже засмеялся. – Заплатим, перепишем, а там…

      Она согласно кивнула головою, но тотчас ею овладела тревога.

      – Где мы возьмем столько денег?

      Но ее собеседника, видимо, охватило оптимистическое настроение.

      – Пустяки! Я достану шестьсот рублей да вещей наберу на двести. Вот восемьсот. Достань остальные!

      Она решительно тряхнула головою.

      – Завтра пришлю тебе! – ив порыве радости обняла его. – Милый, как я люблю тебя! Ах, если бы не эти деньги, эти проклятые деньги, которые связали меня преступлением! Но когда я подле тебя, мне все равно. Иногда я хочу, чтобы меня судили.

      – Лиза! – воскликнул он, не на шутку пугаясь.

      – Да, хочу! – прижавшись к нему, страстно продолжала она. – Я бы тогда рассказала свою жизнь. Сказала бы, как меня уговорили выйти за него, как я томилась от его ласк, не находя в себе для него ни одного доброго слова, чувствуя себя оскорбленной, как раба, которую купили на рынке. Ах, Иван, если бы он был груб и жесток, развратен и глуп, я бы меньше ненавидела его. Да! И потом я бы рассказала, как встретила тебя и полюбила.

      – Тсс! – испуганно остановил он ее. – Ты не понимаешь, что говоришь! Нас могут слышать! Мы подле изгороди, вдруг у вас в саду кто‑нибудь гуляет!

      – Пусть! – сказала она упрямо. – Все равно они узнают про это рано или поздно. А ты? Ты разве отступишься?

      Он побледнел, но в темноте она не увидела его лица.

      – Нет!

      – Так чего мне бояться! – сказала она.

      – Однако нам грозит опасность. Бросим фантазии, милая, иди домой и приготовь назавтра деньги. Смотри, приближается гроза. Я провожу тебя!

      Он нежно поцеловал ее, разнял ее руки и, взяв одну под свою руку, повел к дому. Они поднялись по крутому откосу.

      – Иди! – сказал он, еще раз целуя ее.

      В это мгновение ударил гром и гулко покатился по